Бальони с изумлением – впрочем, как и все остальные – наблюдал за Чезаре и Лукрецией.
– Давай станцуем испанский танец, – шепнула Лукреция брату. – Отцу это понравится.
И они танцевали – так, как танцевала она когда-то с братом Джованни на своей свадьбе. Но она не сказала об этом Чезаре: ей не хотелось сердить его в такой замечательный вечер.
Бальони танцевал с очень красивой женщиной, его любовницей.
Он был нежен с нею, и, наблюдая за этой парой, Лукреция сказала:
– Посмотри, как он мил! И при том говорят, что он ужасно жесток с обидчиками.
Чезаре притянул ее к себе:
– А какая связь между его отношением к ней и отношениями с другими?
– Ну, мне трудно поверить, что человек, способный проявлять такую нежность, может также быть и жестоким.
– А разве я не нежен? И разве я не жесток?
– Ты… Чезаре, ты просто совсем не такой, как все остальные мужчины!
Он улыбнулся и так крепко стиснул ее руку, что она чуть не вскрикнула от боли, но боль, которую причинял ей Чезаре, как ни странно, ей нравилась.
– Когда мы вернемся в Рим, – произнес он, и ее поразило выражение его лица, – я так накажу тех, кто посмел разрушить дом нашей матери, что люди долго об этом не забудут. Я буду пытать их с той же жестокостью, с какой пытают несчастных в подземельях Бальони, но при этом моя любовь, моя нежность к тебе останутся теми же, какие я испытывал, когда ты еще лежала в колыбельке.
– О, Чезаре! Успокойся! Какой смысл припоминать то, что происходило в пылу войны?
– Смысл есть, и очень большой. Я преподам хороший урок остальным: в будущем никто не посмеет оскорблять меня или членов моей семьи. Да, ты права! Бальони действительно любит эту женщину.
– Я слышала, что она самая любимая из его женщин, и в этом нет сомнения.
– А еще что ты о ней слышала?
– Еще? Да ничего, пожалуй.
Он рассмеялся, в глазах его вспыхнул какой-то странный огонь:
– Она действительно самая для него любимая. Потому что она также и его сестра.
Вот об этих его словах и думала Лукреция, лежа в постели.
В спальню вошел ее муж и остановился, глядя на нее. Потом движением руки отослал женщину, которая сидела у постели и зашивала платье Лукреции.
Лукреция изучала его лицо из-под полуприкрытых век. Здесь, в Перудже, он казался еще меньше и незначительнее, чем в Пезаро. Там она видела в нем своего супруга и в силу своего характера, как всегда, смирялась с тем, что преподносила ей жизнь, – она даже старалась полюбить его. Совершенно верно, она считала его холодным, скучным, как любовник он ее совсем не удовлетворял – он пробудил в ней определенные желания, но соответствовать им не мог. И она постоянно об этом помнила.