Бежецкий и не думал вникать в их специфические занятия, разобраться в которых вряд ли смог бы и лауреат Нобелевской премии сразу в области физики, математики и философии, вкупе с десятком иных дисциплин. Поэтому прошел через импровизированную лабораторию, терпеливо кивая тем немногим, что сочли возможным оторваться от своего занятия, и односложно отвечая на их приветствия и вопросы, стремясь в заднюю комнатку, хозяевам служившую супружеской спальней. Туда, где заседал мозговой трест всей «ученой банды», как не слишком почтительно отзывались о «научниках» «оперативники».
— А, Александр Павлович, — прервал спор со своими закадычными приятелями и одновременно заклятыми врагами в научной сфере академик Николаев-Новоархангельский, привставая из-за стола, на котором чертил какие-то непонятные графики и кривые в наваленных неопрятной грудой бумагах. — Мы тут как раз обсуждали…
— Сидите-сидите! — Генерал скромно пристроился в уголке на весьма расшатанном «венском» стуле. — Я так, на минутку.
Он отметил про себя, что на обсуждение-то как раз прерванный разговор никак не походил. Слишком уж взъерошенны были «оппоненты»: раскрасневшийся профессор Кирстенгартен и, наоборот, бледный в синеву академик Мендельсон, которого ученый-помор опять, наверное, довел до белого каления своим показным антисемитизмом, подключаемым к дискуссии тогда, когда иных доводов не хватало. Скорее всего, оба ученых светила опять вцепились друг другу в глотки мертвой хваткой, а добрейший немец изо всех сил пытался их разнять, как всегда, в минуту волнения мешая русскую речь с немецкой.
— Александр Павловитш! — подскочил он на месте. — Зеген зи бите… Скажите им…
— Да-да, господин Бежецкий…
— Господа, — кротко заметил генерал. — Я же сказал, что зашел только на минутку. Ответьте мне на один вопрос и можете продолжать свой диспут.
— Мы слушаем, — первым справился с собой Дмитрий Михайлович.
— Скажите мне только одно: это оно? — ткнул шеф Шестого отделения пальцем в потолок.
Ученые помолчали.
— Учитывая некоторую специфику… — начал Мендельсон.
— Нельзя говорить в один слов… знак… однозначно… — вставил Леонард Фридрихович, мужественно борясь со сложностями чужой речи.
— Да, это переход, — убитым тоном подытожил Агафангел Феодосиевич, обведя взглядом притихших коллег. — Причем необыкновенно обширный и устойчивый, хотя и очень необычный по структуре и частотно-вероятностным характеристикам…