На этом следовало закончить, но она не смогла… А он — не захотел, наверное. И хотя встречи становились все реже и реже, их все равно тянуло друг к другу, словно магнитом. Они наперебой твердили друг другу, что никогда более это не повторится, но ниточка не рвалась, лишь опасно истончалась порой, но снова и снова крепла.
А потом появился тот, другой. Словно сам Враг рода человеческого подбросил ей соблазн: вот он — точно такой же, но свободный от всего, что ранее мешало им с Сашей. От вековых обязательств крови, от впитанных с молоком матери предрассудков, от светских условностей, от брачных уз, наконец. И как ни доказывала она себе, что это не ее Саша, а просто муляж, обманка, мастерски выполненная копия, действительность твердила свое: нет, не копия, настоящий, может быть даже более настоящий, чем ее Саша. Более естественный что ли, без европейской лощености оригинала. Более русский.
Ей бы хранить его, беречь и лелеять, пылинки сдувать с его сапог, бросить все и бежать на край света вместе с ним, но она по-прежнему оставалась Снежной Королевой. И раз за разом посылала того, кто был ей так дорог, на верную смерть, в огонь, в ледяную пустыню и в зияющую бездну… И он, верный солдат — ее личный оловянный солдатик, шел, презирая опасность, считая, что это лишь его выбор, и всегда возвращался…
Но сколько может удача осенять одного и того же человека своими крылами?
Похоже, что теперь он уже не вернется никогда.
Маргарита закрыла книгу и провела ладонью по обложке, на которой теперь, по прошествии стольких лет, едва-едва читалось название. И книга давно уже не та, и ладонь совсем не походит на пухленькую розовую лапку маленькой девочки, впервые взявшей в руки тогда неподъемный для слабенького ребенка том.
Женщина опустилась на колени перед темной маленькой иконкой — еще одним бабушкиным наследством, и стены комнаты, еще помнившие старых хозяев, услышали с изумлением от чопорной «немки»:
— Преблагословенная Владычице, Приснодево Богородице, Бога Слова паче всякаго слова на спасение наше рождшая, и благодать Его преизобильно паче всех приявшая, море явльшаяся Божественных дарований и чудес приснотекущая река, изливающая благость всем, с верою к Тебе прибегающим! Чудотворному Твоему образу припадающе, молимся Тебе всещедрей Матери Человеколюбиваго Владыки… >>[7]
* * *
Вой сирены заставил всех обитателей «града Чудымушкино», как шутливо называло обезлюдевшую деревеньку ее новое население, вздрогнуть и бросить все дела.
Все «новые чудымушкинцы» до последнего человека знали, что могут означать эти тоскливые звуки, далеко разносящиеся над зеленеющей весенней степью. Но вместо того чтобы разбегаться по убежищам, как того требовала инструкция, тщательно составленная где-то в столичных лабиринтах власти, украшавшая стены всех жилых помещений и давно ставшая излюбленным объектом шуток и пародий, они, наоборот, высыпали на улицу и стояли группками и поодиночке, задрав головы и переговариваясь шепотом.