— Что значит этот выговор? — возмутился принц Антон.
— Это значит, что вы должны забиться в щель и носа не показывать на мороз русский… Всякие приемы я вам запрещаю!
Анна Леопольдовна плакала в платочек. Рука мужа ее тоже потянулась к платку и нечаянно задела эфес шпаги. Бирон воспринял этот жест как угрозу себе и сразу обнажил свой клинок:
— Этим способом я тоже могу разделаться с вами…
Офицеры гвардии были вхожи к принцу, и Антон науськивал их против регента.
Он утверждал, что императрица не подписала назначения Бирона в регенты, что Бирон сам подделал ее подпись. Бирон же, в свою очередь, возмущал петербуржцев, рассказывая о «фамилии» самые достоверные вещи. Анна Леопольдовна русских иначе и не называет, как только свиньями и канальями. А принц Антон якобы грозился, что весною всех генералов и сенаторов покидает в Фонтанку. Победил в этой домашней склоке, конечно же, регент… Принца Антона звали на вышний суд, где он сознался в желании самому быть регентом над собственным сыном.
Заодно уж принц Брауншвейгский продал инквизиции своих конфидентов-офицеров.
Ушаков крепко наседал на него.
— Ежели, — угрожал, — не покаетесь в изменах своих перед нами, вам предстоят суровейшие кары… Плохо вам тогда будет.
— Как же я, — спрашивал принц Антон, — будучи отцом русского императора, могу изменить сыну своему — императору?
Ушаков пасмурно глянул на Бирона и дал точный ответ:
— Неуважение к его герцогскому высочеству уже есть измена России и русскому императору, который по младости своих лет еще не изведал злодейств ваших…
Труднее было регенту справиться с недовольством улицы, а особенно — с казармами. Гвардия волновалась. Бирон пожелал раскассировать всю гвардию по гарнизонам провинций, а набрать в драбанты новых людей — из малороссов и курляндцев. Ходили слухи, что шесть линейных батальонов уже двинуты на Петербург. В столице начались сборища народные, вроде митингов. Солдаты ругали офицеров за то, что те не начинают. Офицеры бранили солдат за то, что те не бунтуют… Вожод не было!
Опорою герцога Бирона в пору его регентства были не немцы, а опять-таки русские вельможи. Гвардейцы составили заговор и доверили его тайну князю Черкасскому, который в ту же ночь всех заговорщиков выдал герцогу. Начались пытки! Вскоре возник второй заговор, но его предал Бестужев-Рюмин… Воистину — не надо им хлеба, сукиным детям! Особенно активен в защите Бирона был Бестужев: огнем лютым дышал на всех, кто стоял против герцога. Служил регенту верой и правдой, как служит пес за мозговую кость.
В один из дней на Васильевском острове собрались солдаты, а с ними был капитан Бровцын, который «плакал о том, что Бирон учинен регентом». Бестужев-Рюмин, взяв на себя обязанность полицейского, со шпагою в руке разгонял солдат, а за капитаном даже припустился вдогонку.