— Это я, не пугайтесь… ваш Гросс. Нас ждут дела, посол: пакет из Петербурга, от вице-канцлера Остермана.
Секретарю посольства Кантемир сказал:
— Читайте сами, добрый Генрих… Я слепну. Умираю я…
— Ну, бросьте, — отмахнулся секретарь. — Вы ж молоды еще!
Гросс прочитал письмо. Остерман внушительно и жестко приказывал послу расправиться с «Московскими письмами», изданными в Париже. Остермана заботил сейчас перевод книги на язык английский… Он требовал от Кантемира:
«…всякое возможное старание прилагать, чтоб изготовленный на английском языке с оной книжки перевод к печатанию и публикованию в народ пущен не был, но наипаче оная книга, яко пасквиль, надлежащим образом и под жестоким наказанием конфискована и запре щена была…»
— Мне рук не хватит, — сказал Кантемир, — чтобы из купален Бата до министерств парижских дотянуться. Какое «жестокое наказанье» могу я англичанам учинить?
— Посол, велите подать мне вина, — сказал Гросс.
— Я только воду пью. Я же сказал, что умираю… Вы не могли бы, Генрих, достать мне книгу Демо о возношенье человека к богу?
— Вы в самом деле, — засмеялся Гросс, — на водяном пойле и духовном чтении протянете недолго… Пока я пью вино, вы, князь, оденьтесь потеплее. Сейчас погоним лошадей обратно-в Лондон!
Прибыв спешно из Бата в Лондон, посол сразу отправился в кофейню «Какаовое дерево», где застал французского посла Шавиньи.
— Я, — сказал он Шавиньи, — поставлен в неловкое пред вами положенье. Мне из России предписано добиться сожжения в Париже «Московских писем» через… палача! Возможно ль это, граф?
— Конечно, нет, — ответил Шавиньи. — А разве в этой книге оскорблено достоинство его величества короля Франции?
— Нет. Но в ней оскорблено достоинство ея величества императрицы всероссийской Анны Иоанновны.
— Во Франции ее зовут царицей, и нам, французам, нет дела до ее капризов… К тому же, мой посол, — добавил Шавиньи, — в «Московских письмах» правдиво сказано, под каким ужасным гнетом пребывет народ русский. Иль вы осмелитесь отрицать это?
— Кто автор этой книги? — наобум спросил его Кантемир.
— Он потонул, по слухам… Спросите у морей и океанов!
— Как передать слова мне ваши в Петербург?
— А так и передайте, что Париж… далек от Петербурга.
Полыхали костры на улицах, разведенные для обогрева караульных. Под вечер в доме графа Бирена собрались — все в тревоге! — братья графские, Густав и Карл Бирены, граф Дуглас, Менгдены, Бреверны, Ливены; явился вице-канцлер Остерман, натертый салом гусиным; принц Гессен-Гомбургский приехал и, Кейзерлинг прибыл (безбожный Корф не пришел, всех презирающий). Из русских же здесь был один — великий канцлер Алексей Черкасский, угодлив, толстомяс, противен и пыхтящ…