Леся сказала с бледной улыбкой:
— Нам бы поспешить…
— А что, погоня? — спросил он хрипло.
— Пока нет…
— Понял, — ответил он. — Я не хочу окончить дни в болоте.
Только он сам понимал подтекст своих горьких слов, но Леся бегом подвела коня, даже вроде бы пыталась подсадить. Добрыня нахмурился, за это оскорбление надо убивать на месте, сам с усилием взобрался в седло, протянул ей руку. Ее пальцы были мягкие, теплые, но он ощутил настоящую крепость в тонкой кисти.
Конь пошел в галоп, деревья мелькали, как летящие навстречу птицы. Постепенно земля загремела под копытами, затем стук стал таким сухим, словно мчались по камню. Справа и слева замелькали сосны, что терпеть не могут болот.
Добрыня остановил коня:
— Ну, здесь болотные твари не достанут?
— Нет, — ответила она. — Но меня страшит другое.
— Что?
— Что за всю жизнь не отмоюсь.
Пока неслись через лес, болотная грязь не просто высохла, а въелась, прикипела. Даже у ручья не сразу смыли, пришлось долго размачивать, отдирать налипшую, как прочный рыбий клей, слизь и кровь. Между кольцами кольчуги застряли не то лохмотья плоти, не то клочья внутренностей, липкие, как живица, воняющие мерзостно.
Леся бледно улыбалась. Золотистые волосы Добрыни слиплись и торчали страшными космами. Зеленая слизь окрасила их в странный цвет, болотные твари приняли бы за своего.
— Если кривичи не ушли, — проговорила Леся, — то вниз по реке наткнемся на их селение… А чуть ниже у них городок. Купим коня.
Добрыня покачал головой:
— Зачем? Я привык обходиться без засводного.
— А я? — произнесла она совсем тихо.
— Что — ты?
— Как поеду я?.. Если за твоей спиной, то… ладно.
Он нахмурился:
— Что-то я не понял. Мы договорились, что оставим тебя там же в веси.
Она ответила погасшим голосом:
— Зачем?
— Не женское дело, — ответил он строго, — незамужней женщине находиться в лесу… да и вообще, с посторонним мужчиной.
Она слабо усмехнулась:
— Не совсем женское было и медведя рогатиной… Но никто меня не осудил! А я не одного медведя добыла, когда отцу на лечение понадобилось медвежьего жира.
Он поморщился:
— Здесь медведи не понадобятся.
— Вот и хорошо, — согласилась она просто. — У тебя в мешке ничего нет? Ну, так я собрала нам на дорогу.
Он остолбенело смотрел, как она сняла с седла узелок, развязала, расстелила на траве. На маленькой скатерке расположились тонко нарезанные ломти холодного мяса, головка сыра, краюха хлеба, комок серой соли.
— Когда же ты… Или настолько была уверена, что возьму с собой?
— Ну не последний же ты дурак, — удивилась она. — Садись, отведай.
Все-таки последний дурак, сказал он себе мрачно. Ладно, через одиннадцать дней перестанет делать глупости.