Родни молчал. Хриплый шепот продолжал:
— И, сахиб, мы не верим в то, что они сказали. Не забудьте про нас, когда это безумие кончится. Мы сбросим мундиры, как только сможем, и отправимся домой, в деревню. Но пока мы будем вести себя как все, иначе нас убьют. Не выдайте нас. И на забудьте про нас.
Они соскользнули с его спины, и Рамдасс помог ему заползти в густую тень пипала, росшего на углу у стены. Харисингх за руки подтянул труп Рамбира, так что волочащиеся по земле башмаки стукнулись друг о друга. Потом он вернулся за Робином. Рамдасс стащил с денщика черный кожаный ремень и темный мундир. Харисингх, укачивая искусанную руку, бродил среди цветов, пока не разыскал кивер. Потом они закатили тело под стену и закидали его цветами и листьями.
Рамдасс прошептал:
— У него с собой больше ничего не было. Он успел только схватить ваш пистолет. И в кармане штанов я нашел немного пороха. Может, возьмете мою винтовку?
Родни молча потряс головой — ему и так придется много нести. Птицы уже давно чирикали и заливались вовсю, взбудораженные ложным рассветом пожара. Часов у него не было, он он знал, что скоро станет совсем светло.
Двое сипаев, скрываясь в тени, отползли ярдов на тридцать, потом распрямились и, не торопясь, пошли к дому. Когда они приблизились к остальным, он услышал, как кто-то выкрикнул приветствие, и до его ушей с необычайной четкостью донеслось:
— Что, Сэвидж-сахиб убит?
В первый раз раздался звучный бас Харисингха:
— Думаю, что да. Еще на площади перед судом.
— Ну а мы разобрались с сукой и пащенком, верно, ребята?
Говоривший сипло расхохотался. Сипаи на несколько минут обступили Рамдасса и Харисингха, расспрашивая их о том, что было площади. Родни не понял, как те сумели от них избавиться, но вскоре они отстали, и два зеленых мундира перемахнули через ограду и скрылись в саду де Форреста. Он отметил, что бунгало де Форреста уцелело.
Он стал втискиваться в мундир Рамбира. Мокрые пятна на воротнике и груди холодили кожу. К тому же денщик был ниже ростом и толще, так что мундир в одних местах свисал, а в других натягивался. Одевшись, он сплюнул на ладонь и размазал слюну по лицу, поверх грязи и ожогов. Потом снова лег, вслушиваясь в дыхание Робина и не сводя глаз с белевшего в траве тела Джоанны.
Совсем рядом с ним через стену снова перелезли два сипая. В просвет между деревьями он заметил ожоги на их лицах и лохмотья, в которые превратились мундиры. У Рамдасса через плечо свисал чем-то набитый форменный холщовый мешок. Он положил его на землю, вернулся к Харисингху, и через секунду оба исчезли. Родни вытряхнул солому, которой они набили мешок, и убедился, что обитые металлом дырочки в горловине позволят Робину дышать. Он весь онемел и двигался как во сне. Но когда он увидел крохотные отверстия, через которые предстояло дышать его сыну, его охватила страшная спешка так, что даже руки затряслись. Он поднял мальчика и осторожно опустил его в мешок. Но было очевидно, что в мешке кто-то есть, особенно бросалась в глаза головка. Он набросал внутрь соломы, по возможности сгладив выступы, и свободно затянул горловину, молясь про себя, чтобы Робин не расплакался. Потом перекинул мешок через левое плечо, и убедился, что может легко вытащить пистолет из-за пояса правой рукой. В дымной завесе, окутавшей Бховани, появились первые серые с прозеленью полосы дневного света.