– Тогда отцепи руки.
– Хм?
– Я сказал, отпусти доску.
Мак подошел ко мне и медленно, палец за пальцем, начал отжимать от серфа мои скрюченные судорогой пальцы.
– Черт, ну и хватка же у тебя. Да ты своими когтями в доске дырки проделаешь. Можно подумать, ты мне не доверяешь.
Я отпустила наконец серф и непонимающе заморгала глазами, стараясь прийти в себя.
– Нет, не доверяю, – услышала я свой голос и потом с грубой откровенностью добавила: – Назови мне хоть одну причину, почему я должна тебе верить.
Я лежала в нашей берлоге в ванне шоколадного цвета (каждый раз, добавляя в воду пену, представляла, будто купаюсь в капуччино), когда Фай ворвалась ко мне с трезвонящим телефоном в руке.
– Милли Армстронг, хватит намыливать своего сексуального приятеля и поговори с мамой.
Я выскочила из ванны, обмотала вокруг тела полотенце и, глядя на Фай, покрутила пальцем у виска. Затем, выхватив трубку и мужественно презрев обычную для нашего коттеджа нулевую температуру, прыжками добралась до спальни.
– Привет, мам, как у тебя дела? – Меня била дрожь.
– Привет ирландским подданным; как поживаете в окружении лепреконов и фей?
– А, привет, пап, а я думала, это мама звонит…
– Здравствуй, милая, – услышала я голос матери с другой линии (как всегда). – Что это за история с намыленным молодым человеком?
– Это всего лишь одна из шуток Фай, не обращай внимания.
– Не мне следует волноваться, Амелия, а тебе, если ты допускаешь такого рода шутки. Когда в сад вхоже слишком много народу, это может повредить цветам. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я.
За тридцать один год я успела привыкнуть к иносказаниям матери и, к сожалению, прекрасно понимала, что она имела в виду.
– Мама, я не занимаюсь сексом с первым встречным. И вообще, если хочешь знать, я уже давно не…
– Избавь меня от подробностей, Амелия. Не стоит так агрессивно реагировать на мои слова. А скромность в подобных делах, как тебе должно быть известно, – золото.
– Ты, наверное, имела в виду молчание. В любом случае ты сама заговорила о растоптанных цветах.
В трубке раздалось легкое покашливание, и я живо представила себе мать, элегантно сидящую на стуле с небрежно скрещенными ногами.
– Мы просто хотим защитить тебя, дорогая. Ты всегда была и останешься нашей маленькой девочкой.
Я тихо застонала.
– Просто я не хочу, чтобы в один прекрасный день мы узнали, что у тебя одна из этих мерзких сыпей или что ты принесла в подоле ребенка от неизвестного ирландского бродяги.
Боже милостивый, и как старшему поколению удается безнаказанно говорить о таких вещах?
– Мы слишком стары для подобного рода известий.