Наш китайский бизнес (Рубина) - страница 229

— Нет-нет, господа, вы китайцами не увлекайтесь. Речь идет о еврейском Шанхае, еврейском Харбине.

И Витя, продолжая держать ладонь на поэтическом отлете, спокойно отозвался:

— А нам, татарам, все равно — что санаторий, что крематорий.

Я в который раз лягнула его под столом ногою.

Магометанская тема в его поэтике была для меня некоторым сюрпризом.

Итак, первая встреча с китайцами не закончилась ничем позитивным. (Позитивным итогом Витя называл обычно свежевыписаный чек на имя «Джерузалем паблишинг корпорейшн.») Так вот, чека не было. В конце нашей бурной встречи неукротимый Морис Эдуардович попросил представить подробную смету и проект издания. Они все изучат и взвесят.

Мы брели по улице Грузенберг в поисках приличной забегаловки, где можно было бы выпить кофе и обсудить наше положение.

— Мне опять снился отец, — проговорил Витя сокрушенно. — Он не давал разрешение на выезд, и я кричал, что убью его. И убил.

— То есть — как? — поморщившись спросила я.

— Задушил, — обронил он просто.

— Слушай, сколько лет назад умер отец?

— Пятнадцать, — вздохнув, сказал Витя.

— И ты до сих пор сводишь с ним счеты?

— А пусть не лезет в мою жизнь! — огрызнулся он.

Улица Грузенберг поднималась вверх довольно крутой горкой и по ней, ожесточенно орудуя локтями, поднимался в коляске инвалид, каких в нашей сторонушке немало, благодаря войнам, армейским будням, гражданским взрывам и количеству автокатастроф на душу нервного населения.

Он, мучительно напрягаясь, вращал ладонями передние колеса своего нехитрого транспорта, локти ходили тяжело, как поршни.

Мы с Витей подбежали, навалились и покатили коляску вверх. Калека страшно обрадовался.

— Ого-го, ребята! — кричал он, отирая ладонью взмокший лоб, — Лошадки славные! Вперед, мои кони! Я задам вам овса!

А Витя стал горланить из Цао Чжи, который родился во втором, а умер в третьем веке нашей плебейской эры и переводы с которого мы печатали когда-то в незабвенной нашей газете:

«На холм по тропинке! Бредем в облака! И конь мой теряет! Последние силы! Последние силы!.. Но конь добредет! А я изнемог! От печали и муки!..»

Так мы катили этого безногого парня, а он командовал — куда ехать, яростно ругал муниципалитет за переполненные мусорные баки, хохотал, распевал и вообще — кайфовал на всю катушку.

Между тем мы продолжали делать городскую газетку, внося своей «Уголовной хроникой» изрядное оживление в благопристойную жизнь русской общины города.

Например, в октябре сенсацией стало дело ночного охранника одного из предприятий, специализирующихся на производстве подгузников для младенцев и лежачих стариков.