Что же касается «разлива массовой культуры» — уверяю вас: лет через сто его будет не разглядеть за несколькими литературными именами нашей эпохи. Как сегодня за именем Чехова не видать всех его корреспондентов-писателей, всех этих Ясинских, Сувориных, Щегловых, Авиловых, да и собственного его брата Александра. Время — вещь безжалостная и мудрая. Конечно, сегодня с засильем телевизионно-радио-газетно-интернетовской шелухи настоящему читателю приходится потрудиться, так что с того?
И еще, насчет так называемого «психологизма». Вы же знаете, что внутренний мир героя можно нафаршировать «мислями» на двести страниц, а можно очертить тремя абзацами. Характер Чичикова, например, Гоголь передает через описание его шкатулки.
Есть распространенное мнение, что писатель начинает рассуждать тогда, когда ему уже нечего сказать. Что с читателями он объясняется при помощи художественных образов — основы любого творчества. Что когда иссякает творчество, начинаются рассуждения. Но и с этим я не согласна. И тут последнее слово за органикой дарования. Есть писатель «показывающий», есть «рассказывающий», есть и «рассуждающий».
Все зависит от той же загадочной, подчас необъяснимой штуки — авторской индивидуальности. Но для того, чтобы герой задышал и задвигался, вовсе необязательно, на мой взгляд, грузить его чугунным «внутренним миром», и в этом пункте я с вами категорически не соглашусь по поводу «кукольности» персонажей Сергея Довлатова и Татьяны Толстой. И тот, и другая — настоящие мастера, и оба отлично владеют божественным, то есть, литературным «элексиром жизни»…
Кукольность в данном контексте — это комплимент. Мастерами кукольного дела были и Сервантес, и Гофман, и Гоголь. И еще один вопрос. Полноценное чувство солидарности с каким-то народом должно состоять не только из гордости за его достижения, из сострадания к его бедам, но и из стыда за его несовершенства, а то и преступления. Солидарность националистов как правило ущербна в последнем пункте и именно поэтому противна и опасна. А полноценная солидарность — ее, я думаю, можно ощущать по отношению не к одному, а сразу к нескольким народам. Знакомо ли вам это чувство? По отношению к каким народам вы его ощущаете?
Я, Саша, признаться, не совсем понимаю — о чем речь. О какой солидарности вы говорите? Я вообще ни с кем солидарности не ощущаю, я — страшная индивидуалистка и отрезанный ломоть. К тому же — если вы говорите о симпатии (об этом я готова побеседовать), то она же зависит от бездны вещей: от личных знакомств, личного опыта, близости к теме, некоторых поворотов биографии… я вам сейчас двести условий накидаю. Солидарности с собственным народом я тоже не ощущаю, это слишком неточное слово: я его просто люблю. А это другая категория чувств. Вы можете ощущать солидарность с коллегами, соучениками, согражданами (хотя это труднее), с участниками Форума, экскурсии, с подписантами политического письма… Свою семью же вы просто любите. И неважно — какие глобальные претензии у вас к жене и к детям, и что вы можете им высказать в экстремальную минуту, в какое бешенство можете прийти от их «несовершенств, а то и преступлений». Все это совершенно неважно. Потому что в тот самый момент, когда перед вами возникнет посторонний и заявит что-нибудь, вроде: «твоя дочь — б…» — вы автоматически дадите ему по морде. И это правильно, потому что здорово (с ударением на втором слоге). А все остальное — нездорово, все остальное — это нарушение психики, вроде случая Отто Вейнингера.