На ночь мы остановились в узком каньоне. Здесь было легко обороняться, но кто догадается прийти сюда? Мы пересекли пустыню, а некованые лошади не оставляют следов на камнях. Нет, Джуэл и я пропали, погибли безвозвратно. Как такое могло произойти со мной? Почему я оказалась не готова к насилию, скрывающемуся под внешне мирной картиной прекрасного утра?
Индейцы жестами приказали нам собрать хворост и приготовить мясо. Джуэл беспомощно озиралась. К счастью, я вспомнила, как в Индии повар готовил еду во время охоты на слонов, и, странно, почему-то мне показалось, что мой «хозяин» гордо оглядел остальных, когда я показала Джуэл, как заострить о камень палку и нанизать на нее мясо.
Запах жареной конины ударил в ноздри; желудок судорожно сжался, пришлось изо всех сил закусить губу, чтобы удержаться от рвоты, – в памяти мгновенно всплыло видение солдат, пригвожденных к земле стрелами, ужасная вонь горящей человеческой плоти… Я знала, что Джуэл думает о том же: мы не смели взглянуть друг другу в глаза.
Индейцы жадно жевали, исподтишка наблюдая за нами. Я собрала остатки ужина, настойчиво уговаривая Джуэл поесть. Я была моложе, а она почти падала от усталости. Конина была жилистой и жесткой, но вполне съедобной, а индеец дал мне напиться из помятой армейской фляги, висевшей у него на шее. Он уже хотел снова связать мне руки, но, жестом попросив остановиться, я с трудом, кривясь от боли, сняла туфли и отодрала присохшие чулки от лопнувших волдырей. Потом заплела волосы в длинную косу, перевязав ее на конце лентой, оторванной от юбки. Вторую полоску материи я обвязала вокруг головы на индейский манер, чтобы пряди не спадали на лоб. Тот индеец, что захватил меня в плен, пробормотал что-то неразборчивое, я так и не поняла, одобрительное или нет. Но Джуэл немедленно последовала моему примеру. Представляю, как мы выглядели – грязные, жалкие создания! Такими даже индейцы побрезговали бы. Во всяком случае, они не тронули нас, только связали вместе и укрыли грязным одеялом.
Рано утром нас подняли пинками и дали по паре наспех сшитых мокасин, которые пришлось привязать к ногам обрывками тканей. Мои ступни распухли и кровоточили, но по крайней мере в мокасинах было удобнее, чем в ботинках.
Мы шли и шли, пока все не смешалось в моей голове, останавливались каждые два часа на несколько минут, видимо, для того, чтобы отдохнули мы и кони; сами индейцы не нуждались в передышке. Не знаю, сколько миль осталось позади; мы все углублялись и углублялись в скалистые горные отроги, где не росло ничего, кроме странно изогнутых кустиков, названия которых я не знала, да неизбежных кактусов. Индейцы иногда отрывали от кактуса побег, жевали, высасывая жидкость, а потом выплевывали мякоть. Так хотелось пить, что я последовала их примеру, не обращая внимания на неприятный вкус.