Томас кинулся на улицу. Ночь была темная, но этого он не мог не увидеть. С трудом переставляя дрожащие ноги, Том сошел по ступеням с крыльца.
Он опустился на колени рядом с темной бесформенной массой, лежавшей посреди мостовой, протянул вперед руки и в безумной надежде, что это не Дэвид, ощупал недвижное тело. Но в глубине души он знал совершенно точно, что это мог быть только Дэвид.
Он вспомнил, что приехал сюда на машине и что у машины есть фары. Пошатываясь и дрожа, он с трудом открыл дверцу, нащупал позади баранки выключатель, зажег фары. В их ослепительном свете скрючившееся на земле тело казалось нелепой грудой тряпья. Да, это был Дэйв Тейлор. Светлые волосы, простодушные губы, вечно удивленный взгляд. Томас опоздал.
Открывались окна, на порог соседнего дома вышла женщина в домашнем халате. Но гостиница «Кипр» была все так же темна и безмолвна; она словно снимала с себя ответственность за происшедшее. Неужто в самом деле Дэйв упал из одного из этих немых черных окон?
Вокруг собиралась толпа, слышались возгласы, кричала какая-то девочка, а Томас все стоял на коленях, не в состоянии пошевелиться.
Полуодетый старик в комнатных туфлях и с добрым бульдожьим лицом сказал:
– Надо вызвать полицию.
Полиция… Томас вскочил, пробился через толпу. Люди о чем-то его спрашивали, хотели узнать, что случилось. Он ничего не слышал. Тот же старик сказал ему:
– Пожалуйста, у меня есть телефон. Я живу тут рядом, на первом этаже.
Старик говорил с ист-эндским акцентом, который невозможно воспроизвести. Вряд ли он часто бывал западнее Тауэра; должно быть, старьевщик, а может быть, ростовщик. Томас пошел за ним следом, вошел в дом, оказался в мастерской, заставленной старой мебелью. У телефона он опять застыл в нерешительности. Но нет, надо идти до конца.
Прошла целая вечность, пока приехала полиция и «Скорая помощь». Потом еще одна вечность, пока труп бедного Дэвида погрузили в машину. И еще одна, третья вечность, пока длился допрос. После чего он снова сел за руль своего «райли» и поехал домой. Был седьмой час утра, сгустился туман. Томас был совершенно измучен, даже боль притупилась. Ему хотелось лишь одного – скорее лечь в постель. Терзаться и мучиться он еще успеет.
С превеликим трудом, ползя, как улитка, он добрался до дому. Когда он второй раз за ночь остановил машину перед роскошным домом на Викториястрит, ему показалось, что он дважды проделал путь от Бирмингема до Лондона.
В квартире опять горел свет, но теперь он не обратил на это внимания; он просто гасил на ходу все лампы. Заглянул в кабинет, увидел на столе тетрадь, про которую ему говорил Бенсон, вздрогнул и притворил дверь. У него еще будет достаточно времени ознакомиться с документом. Все равно ничего уже не изменишь…