Один человек, прочитавший эту историю в семейных хрониках, отправился в деревню, чтобы расспросить местных жителей. Мельница была уже в развалинах, но кое-кто из людей все же вспомнил, что «когда-то здесь стояла мельница, и на ней происходило что-то странное: там обитало привидение». Таким образом, мы видим, как со временем первоначальная история исказилась. Все знали, что на мельнице произошло что-то, каким-то образом связанное со смертью и неким парапсихологическим явлением, но ничего конкретного вспомнить не могли. В этом смысле правы представители так называемой «финской школы», которые утверждают, что при пересказе история обедняется и схематизируется. Однако позже этот же человек нашел других стариков, которые сообщили ему, что «хорошо помнят эту историю». И рассказали, что мельник отправился охотиться на лису, а лиса и говорит: «Не стреляй в меня, мельник. Вспомни, как я перемолола зерно у тети Джетти». А затем, когда на похоронах разбился бокал и Джетти (тетя мельника) страшно побледнела, все поняли, что именно она тогда явилась мельнику, обернувшись лисой, и убила его.
В народе существует распространенное поверье о ведьмах, которые превращаются в лису. Говорят, что по ночам они вселяются в душу лисицы, творят в ее обличье много недобрых дел, а затем возвращаются в свое тело, которое тем временем лежит в постели как мертвое. Подобные истории находят и свое «подтверждение»: иногда охотник, наткнувшись на лису, стреляет в нее, но не убивает, а только ранит ее в лапу; на следующее утро миссис «такая-то», крадучись, появляется с перевязанной рукой, а когда ее спрашивают, что же с ней произошло, она не хочет отвечать. Конечно же, это миссис «такая-то» вселилась в лису и бродила по округе, творя несчастья. В Альпах, в Австрии, также как в Японии и Китае, существует распространенное поверье, обусловленное архетипическим представлением, что ведьмы и истеричные женщины имеют душу лисы. Таким образом, общий архетипический мотив оказался включенным в нашу конкретную историю о лисе, благодаря чему эта история стала гораздо богаче и более связной. Например, было не совсем понятно, почему лиса заговорила с мельником перед его смертью. Поэтому первоначальный рассказ был дополнен историей о ведьме и спроецирован на тетю мельника, которая выдала себя на похоронах. Эту же историю рассказала еще одна старая женщина, жившая в деревне, но добавила сюда уже другой мотив: вернувшийся домой мельник увидел лису, которая, бегая в мельничном колесе, крутила его.
Это убедило меня в том, что Антти Аарне был неправ, полагая, что сказки всегда вырождаются, так как иногда, с тем же успехом, они могут и совершенствоваться и в ходе своего развертывания обогащаться дополнительными архетипическими мотивами. Благодаря фантазии и таланту рассказчика они становятся более впечатляющими и интересными. Моя гипотеза состоит в том, что изначальной формой фольклорных сказок являются местные предания, парапсихологические истории и рассказы о чудесах, которые возникают в виде обычных галлюцинаций вследствие вторжения архетипических содержаний из коллективного бессознательного. Подобное происходит и по сей день. Например, крестьяне в Швейцарии знают их по опыту, постоянно переживая такие события, которые становятся основой для местных поверий. Когда происходит нечто странное, сначала начинаются разговоры об этом, которые передаются из уст в уста и распространяются как сплетни. При благоприятном стечении обстоятельств происшедшее дополняется уже существующими архетипическими представлениями и постепенно превращается в историю.