Ширяй ходил вокруг бани, где две сычевские повитухи принимали роды, заглядывал в окна, но не выдержал в конце концов и побежал в университет, звать врачей.
Он первым из мужчин увидел младенца, хотя некровной родне не положено смотреть на детей в первые дни их жизни, а вернувшись домой, рассказывал Младу, захлебываясь от восторга, какой это замечательный парень, какой у него бас, и как он похож на своего родного отца.
— Мстиславич, знаешь… Я хотел с тобой посоветоваться, хотя ты в этом и не смыслишь ничего.
— Ну-ну, — усмехнулся Млад.
— Наверное, мне надо жениться на его матери. Как ты считаешь?
— Не думаю, что это хорошая мысль.
— Почему?
— Потому что ты не любишь ее. Разве я не прав?
— Ну, в общем-то конечно… — Ширяй насупился, — Я думал жениться на обеих…
— Еще лучше, — рассмеялся Млад.
— А что? Следующим летом я сам буду подниматься, мне хватит денег. Университет закончу. Дом построю.
— Дело не в деньгах. Ты хочешь, чтоб одна жена была у тебя любимой, а вторая — нет? Ты думаешь, ей хочется, чтоб ты ее всю жизнь жалел и считал обузой?
— Да не будет она мне обузой!
— Знаешь, я думаю, пусть она остается свободной. Она еще очень юная. Семья поможет ей растить ребенка, голодать они не будут, а с ребенком ей будет легче выйти замуж, никто не усомнится в ее способности рожать детей. Жизнь очень длинная, почему ты отбираешь у нее право полюбить второй раз?
— Она говорит, что никогда не забудет Добробоя, — проворчал Ширяй.
— Ну и что? Когда мне было пятнадцать, я тоже думал, что никогда не полюблю никого, кроме Олюши, однако в шестнадцать у меня уже была Забава.
— Женщины не такие, как мы.
— Может быть. Спроси у Даны Глебовны.
— Вот еще! — фыркнул парень.
Млад подумал, что Ширяй на самом деле еще не дорос до самого себя. Страдания сами по себе не прибавляют опыта, только лишают некоторых заблуждений, но далеко не всех; а умение принимать мнимое за действительное — счастливое свойство юности.
Первый снег выпал ночью, и, хотя Млад не сомневался в его появлении, все равно обрадовался. Совсем недавно он еще сожалел об уходящем лете, потом любовался осенью — ее яркими красками и мутными, долгими дождями, а теперь восхищался наступлением зимы. Мир, в котором он жил, был прекрасен… Млад понимал однорукого кудесника: наслаждаться каждой прожитой секундой, особенно, когда их осталось так мало — в этом есть высший смысл. Доктор Велезар снял с него бремя ответственности за судьбы Новгорода и князя, и необычайная легкость с тех пор не оставляла его. Просто жить! Ловить каждую секунду, проведенную в этом мире! Опасность потерять этот мир обостряет любовь к нему.