Хильда и в самом деле учла это замечание, когда купила себе платье, достойное принцессы. Очень скоро она поняла: женщине просто необходимо быть красивой, чтобы встречные мужчины оборачивались вслед.
Ее густые от природы волосы уложил искусный парикмахер, создав неповторимый стиль причесок. Дважды в неделю ей делали маникюр, она покупала косметику от Роша и платья от Диора.
Началась новая жизнь. Каждый вечер она ужинала в номере 306 наедине с Антоном Корфом, который вносил последние штрихи в её образование.
Хильда оказалась способной ученицей и быстро научилась добиваться желаемого почти от любого мужчины, будь то слуга или брокер. Познакомилась с правилами игры в баккара и тонкостями загадочного мира фондовой биржи. Теперь она была так занята, что редко появлялась днем на улице.
— Знакомства пока недопустимы, — наставлял её Антон Корф, — Карл Ричмонд должен считать, что именно он вас открыл. Естественно, первую встречу мы организуем с максимальной тщательностью, ведь первое впечатление играет в его возрасте особое значение, а мы ведь все поставили на брак.
— Как вы можете гарантировать, что все пойдет точно по вашему плану?
— Мужское воображение — козырная карта любой женщины. Если известно, как его пробудить, все остальное пойдет само собой.
— А если у меня ничего не получится?
— Вернетесь к своим переводам.
— Я буду точно следовать вашим указаниям.
— Значит, все будет хорошо.
День за днем он лепил её по своему вкусу. Ее интеллект его не слишком волновал. У Антона Корфа этого добра вполне хватит на двоих.
Прикованный к инвалидной коляске Карл Ричмонд был вне себя от злости, — у него кончились сигары.
Перебирая руками обода колес, он отъехал от стола, где остывал почти нетронутый ужин.
Трое негров с Ямайки в ливреях, склонив головы, с философским спокойствием слушали его ругань. Наблюдать подобные сцены им приходилось довольно часто, дальнейшее развитие событий было для них не в диковину. И в самом деле, все шло по привычному руслу: мистер Ричмонд уже успел обругать их ублюдками, собаками грязными ниггерами, и его красноречие было на исходе. Но и то, что осталось, повторялось им далеко не в первый раз.
— Какая мерзость, сукины вы дети, разводить всякую грязь за моей спиной. Ни на что негодные бездельники, вот кто вы есть на самом деле. Все ждете моей смерти, чтобы пировать над моим трупом, как стервятники. Но вам не достанется ни пенни. Я не оставлю денег таким скотам, которые даже не могут доказать свою преданность. Я больной человек, ясно вам? Мне нужна тишина и покой, а не ваши оправдания. Врач сказал, что меня нельзя раздражать.