Английский посол Бьюкенен о закулисной стороне совещания, конечно, знал все. В служебном донесении в Лондон он писал: «Едва успело разойтись Московское государственное совещание, как слухи о проектируемом (реакцией, естественно. — В.А.) перевороте стали приобретать более конкретную форму. Журналисты и другие лица, находившиеся в контакте с его организаторами, говорили мне даже, что успех переворота обеспечен и что правительство и Совет капитулируют без борьбы. В среду 5 сентября ко мне зашел один мой друг (агент, естественно. — В.А.), состоявший директором одного из крупнейших петроградских банков, и сказал, что он находится в довольно затруднительном положении, так как некоторые лица, имена которых он назвал (естественно, что агент их назвал, как естественно и то, что Бьюкенен оставляет их в тайне. — В.А.), дали ему поручение, исполнение которого, как он чувствует, для него едва ли удобно (естественно, что даже эти господа испытывали некоторое неудобство открыто говорить о своем кровавом заговоре. — В.А.). Эти лица, продолжал он, желают поставить меня в известность, что их организация поддерживается некоторыми важными финансистами и промышленниками, что она может рассчитывать на поддержку Корнилова и одного армейского корпуса, что она начнет операции в ближайшую субботу, 8 сентября, и что правительство (Керенского. — В.А.) будет при этом арестовано, а Совет распущен. Они надеются, что я поддержу их, предоставив в их распоряжение британские броневики, и помогу им скрыться в случае неудачи их предприятия…»
Итак, осведомленность Бьюкенена о заговоре вне всякого сомнения. Но почитаем еще, что он в своем служебном донесении писал о самом Московском совещании. Здесь тоже немало интересного…
«Единственные конкретные результаты (совещания. — В.А.), насколько я могу судить, заключаются в том, что после очень подробных заявлений министров нация узнала правду об отчаянном положении страны, тогда как правительство познакомилось со взглядами различных партий и промышленных организаций. Что касается до установления национального единства, то совещание послужило лишь к обострению партийных разногласий… Курьезно, что все они, по-видимому, приписывают себе успех на совещании, но ни один не сходится с другим по вопросу о том, что в действительности оно достигло… Керенский лично потерял почву и произвел определенно дурное впечатление своей манерой председательствования на совещании и автократическим тоном своих речей. Согласно всем отчетам, он был очень нервен; но было ли это вызвано переутомлением или соперничеством, несомненно существовавшим между ним и Корниловым, трудно сказать. Корнилов гораздо более сильный человек, чем Керенский… Я слышал из разных источников, что Керенский старался всеми силами не допустить, чтобы Корнилов выступал на конференции, и хотя он был вынужден силой обстоятельств уступить всем требованиям генерала, однако он, очевидно, видит в нем опасного соперника. Родзянко и его правые друзья, со своей стороны, компрометировали Корнилова, выдвигая его вперед как своего передового борца, тогда как социалисты, ввиду этого, заняли по отношению к нему враждебную позицию и приветствовали Керенского.