Савинков никогда не считал Бурцева серьезным политиком, но преклонялся перед его умением и даже талантом распутывать невероятные хитросплетения конспирации, скрывавшей от людских глаз всяческих провокаторов. Никогда Савинков не стремился и сблизиться с Бурцевым. Однако он неоднократно давал ему понять, что заслуги его перед Россией считает историческими. В свое время он отдал Бурцеву для опубликования в его журнале «Былое» сенсационные воспоминания о своей террористической деятельности и этим очень сильно способствовал популярности журнала. Но на большее сближение с Бурцевым Савинков не шел. И если бы в это время рядом с ним в Париже оказался умный и верный человек, он, может быть, и не обратился бы к Бурцеву. Но он был в эту пору один — легкомысленный Деренталь не в счет…
Бурцев жил в гостинице, в дешевом тесном номере. На подоконниках и прямо на полу лежали груды газет, а стол был завален газетными вырезками. Здесь он и работал. Старик занимался сейчас составлением, как он сам говорил, «грандиозного досье на господ большевиков».
Бурцев сердечно приветствовал Савинкова, обнял его, чуть не расцеловал, извинился за свое дезабилье — он был в халате и шлепанцах на босу ногу — и усадил в единственное кресло. А сам, потеснив газеты, сел на подоконник.
— Дорогой Владимир Львович, вы писали недавно о советских чекистах… — сразу приступил к делу Савинков. — Мне нужно знать, насколько все это точно.
Бурцев развел в стороны свои костлявые руки с длиннейшими ногтями на каждом мизинце.
— К счастью для меня, я не был допущен в архивы Чека. А в чем дело?
— Я еду в Россию.
— Сейчас? В Россию?
— Да, сейчас. И хочу поделиться с вами своими сомнениями, услышать ваше мнение. Надеюсь, не нужно уславливаться, что наш разговор не для печати?
Острое лицо Бурцева изобразило полнейшее внимание.
Савинков рассказал все, что счел возможным, из истории своих переговоров с «ЛД». Чем дальше шел рассказ, тем более понимал Бурцев, что в руки ему идет гигантская сенсация. И думал только об этом.
Когда Савинков сказал, что не верит, будто Чека состоит сплошь из дураков, Бурцев возразил:
— Из дураков — нет, но из не умеющих вести настоящий политический розыск — да! И откуда им было взять умение? Дзержинский сам всю жизнь был объектом розыска. И вообще нашим идефиксом стало преувеличение возможностей большевиков.
Их разговор был довольно хаотичным, часто уходил от главной темы в стороны, но, о чем бы он ни шел, Бурцев спокойно и терпеливо рассеивал опасения Савинкова и всячески подогревал его тщеславные надежды.