В каждом движении этого мужчины чувствовалась изысканная светскость. Все в нем дышало неотразимым обаянием. Его гладкая речь являла собой великолепный образчик хорошего воспитания. Но Анемон чувствовала в блестящих глазах француза скрытую угрозу, когда он смотрел на Стивена или улыбался ей теплой, опьяняющей улыбкой.
Он напоминал ей змею своей лощеной, скользкой красотой, цепкими, холодными глазами… и готовностью к быстрому безжалостному убийству. У Анемон зашевелились волосы на затылке, когда он поцеловал ей руку. Она мысленно поеживалась рядом с ним, угадывая за приятной внешностью жестокого злодея, и все же не могла устоять перед этой подкупающей, белозубой улыбкой. Ее притягивали его утонченная красота и благородные манеры.
– Рада с вами познакомиться, месье Де Воба, – сказала она на безупречном французском.
Он приподнял тонкие брови:
– Не может быть! Вы француженка?
– Qui.[4] – Анемон улыбнулась и склонила голову набок. – А почему вы удивлены? Разве так необычно встретить в Новом Орлеане француженку?
– Нет, но вы замужем за американцем… Вот это в самом деле необычно! – Он взглянул на стройную фигуру Стивена: – Месье Берк, разрешите поздравить вас с такой прелестной женой. Вы украли с моей родины бриллиант бесподобной красоты. Я не удивлюсь, если сам Бонапарт пойдет на вас войной, чтобы вернуть на нашу землю эту прекрасную даму.
Анемон ответила на комплимент звонким серебристым смехом. Де Воба весьма откровенно осмотрел ее точеное личико, уложенные наверх волосы и скользнул дерзким взглядом по белым грудям, вздымавшимся над вырезом платья. Щеки девушки окрасились легким румянцем. Этот мужчина возмутителен! Он просто бесстыдный наглец, прячущийся за личиной светского человека. И какая уверенность в своей власти над женщинами!
Более того, ему явно доставляло удовольствие восхищаться красотой женщины в присутствии ее мужа! «Теперь я понимаю, почему он дрался на стольких дуэлях. Будь я мужчиной, я бы и сама бросила ему перчатку за подобное нахальство!» – презрительно подумала Анемон, но скрыла свои чувства за ослепительной улыбкой.
– Так, значит, вы тоже француз, месье Де Воба? – спросила она, изображая приятное удивление. – А я думала, вы гражданин Америки. Вы живете здесь, в Новом Орлеане? Или приехали, как мы со Стивеном?
Он покачал головой:
– Нет, мэм. Новый Орлеан – мой дом. Я родился здесь, на семейной плантации, но сердце мое всегда принадлежало Франции. Мои родители так и не приняли испанскую власть после того, как Людовик XV уступил эту колонию Испании. Мы всегда считали себя французскими подданными, верными слугами своей родины. Когда три года назад мы узнали, что Бонапарт продал Луизиану Америке, эта новость была для нас сокрушительным ударом. Теперь мы все стали американцами, – сказал он со смехом и пожал плечами, – но наши сердца остались прежними.