Владимов, стесняясь, попросил пригласить Маргариту Терехову: любил ее фильмы. Терехову, как дорогой подарок, посадили напротив, за этот же стол. Она была резкой, уставшей, немного смущенной. И родинки те же: три капли смолы.
Сам Гольдман, маленький и плотный, как Наполеон, оглядывал поле сражения. Шел бой за Владимова, прожившего в тихой висбаденской келье почти четверть века, жену схоронившего, средств не нажившего, который людей ни о чем не просил. Теперь они сами просили. Теперь они липли, смеялись, впивались и звали к себе: кто в Москву, кто на дачу.
Всех вдруг потрясла гибель генерала Власова.
Телохранители Гольдмана с обритыми до розоватой синевы черепами вносили в их шум осторожный порядок. Еды было столько, что, если бы в этот вот зал, осыпанная черемуховым дождем, ввалилась, смеясь, вся Тверская — никто не ушел бы голодным. Потом танцевали.
Из всех, кто кружился, топтался, смеялся, осталась в живых половина. О ком ни спрошу: нет, он умер. А этот? И этот. А тот? Ну, конечно, ведь он же был болен. А эта? Давно умерла.
Помню, я танцевала с каким-то грузинским прозаиком. Или абхазским. Не помню, как звали. Он был молодым и веселым. Весь — сгусток энергии, жизни.
— Пойдемте потом кофе пить!
— Какое там кофе! Ведь я улетаю.
— Но кофе-то выпить! Чего там?
Так даже он умер, внезапно и странно. На пару лет раньше, чем умер Владимов. Узнала случайно.
Я улетела домой, и мы после этого пира, на котором никто не задумался, «чем все кончается», почти не писали друг другу. Владимов жил чаще в Москве, ему дали дачу. Все так, как мечтал: в Переделкине. Потом мне сказали, что он вдруг женился. Помню свою реакцию:
— Владимов женился? Да бред это! Сплетни!
— Нет, правда: женился.
— И что за жена? Молодая?
— Жена? Молодая.
— Так это же дочка!
— Какая там дочка!
Через полгода я дозвонилась ему в Германию. Он был у себя, сам снял трубку.
— Ну, как вы?
— Болею. Сказали — помру.
— Да что вы!
— Да — что? Метастазы. Все как у Натальи. Один к одному.
Я залепетала что-то, принялась утешать:
— Ой, мало ли что вам сказали! Им палец дай, руку откусят! Вы знаете, сколько ошибок?
И он ухватился:
— Ошибки бывают. Болей-то ведь нету. Пью чагу. Худею ужасно.
— Да вы наберете! Вы ешьте побольше!
— А я и так ем! Я готовлю. Вон щей наварил.
Я спросила:
— А где же…
И сразу запнулась. Но он догадался:
— Жена моя, что ли? Она у себя.
— Так вы что, не вместе?
— Сейчас нет. Не вместе. Вдоветь не желает.
И тихо зашуршал смехом.
— При чем тут вдоветь?
— Как при чем? Нам сказали. Что скоро помру. А она испугалась. Сиделкой ей тоже не шибко хотелось…