Он остановился, глядя прямо перед собой. Потом медленно повернулся и посмотрел на меня.
– Прошу прощения, - быстро повторила я, ослепнув от его близости, от его лица. - Я была груба с тобой. Я не буду больше так говорить.
– А что ты сказала?
– Ты же знаешь, что я сказала.
– Ты думаешь, что я должен тебя помнить? Сказал - как по лицу ударил. Умный человек возненавидел бы его за это, а я не могла.
– Ты пел ту песню, чтобы обсмеять меня.
– Какую песню?
– "Гринсливз".
– Нет, - сказал он. - Я пел ее просто так.
– Ты смотрел на меня.
– Извиняюсь, но я тебя не заметил. Я был сосредоточен на последнем аккорде, там очень сложный прибор.
– Я тебе не верю.
– Я не умею лгать, - сказал он.
Что-то щелкнуло во мне, словно отключился механизм. Глаза перестали мигать, отяжелели. Я не могла сглотнуть.
– Ты... - начала я, - ты не должен был так поступать. Я так испугалась, что сказала тебе что-то ужасное. Ты вытеснил меня оттуда, сам ушел, и теперь...
Он смотрел на меня с очень серьезным видом, и, когда я запнулась, подождал немного, а потом сказал:
– По-моему, следует объяснить тебе, что я собой представляю. Когда случается что-то не предусмотрительное программой, мой мыслительный процесс переключается. В этот момент я могу проявить несообразительность и холодность. Так происходит, когда вы совершаете необычный поступок. Ничего личного в этом нет.
– Я сказала, - продолжала я, намертво сцепив руки, - что ты отвратителен.
– Да, - сказал он и ослабил, смягчил свой пристальный взгляд.
– Теперь я вспомнил, а раньше не мог. Ты расплакалась.
– Зачем ты пытаешься меня успокоить? Ведь ты обиделся на мои слова. Я тебя не упрекаю, наоборот, прошу прощения...
– Кажется, - тихо сказал он, - ты все еще не понимаешь. Ты приписываешь мне человеческие реакции.
Я отступила от него на шаг, и мой каблук попал в трещину на тротуаре. Я начала терять равновесие, но он не дал мне упасть, поддержав своей рукой за локоть. Когда я выровнялась, его рука, прежде чем отпустить, скользнула по моей. Это была настоящая ласка, тактичная, ненавязчивая, дружеская ласка. Незапрограммированная. Рука была прохладная и сильная, но не холодная, не механическая. Человеческая, и в то же время не человеческая.
Он был корректен. Без пошлых заигрываний, на которые способен иногда Кловис. Я все перепутала. Я думала о нем как о человеке, но какое ему дело, что я думала и как поступаю. Его нельзя оскорбить или обидеть. Он просто игрушка.
Мое лицо как будто онемело. Я уставилась в землю.
– Прости, - сказал он, - но к двум часам я должен быть на Острове.