Мертвую монахиню звали Гуннора. Ее тело перенесли в аббатство, и лекарка сделала все возможное, чтобы скрыть, как несчастная умерла. На Гуннору снова надели вимпл, страшной раны на горле уже не было видно, однако требовалось куда большее мастерство, чем то, которым обладала сестра, чтобы изменить выражение смертного ужаса на лице женщины.
Аббатиса Элевайз вышла из монастырской церкви после третьей службы у тела девушки. Ей хотелось, чтобы родители убитой монашенки поторопились и сообщили, как поступить с телом. Крышку гроба уже плотно закрыли – слава Богу! – но в такую жаркую погоду вся церковь, более того, все аббатство казались пропитанными зловонием смерти.
«Это плохо для нашего духа, – твердила себе Элевайз, быстро шагая по внутреннему двору. – Надо что-то делать».
Разумеется, к родителям, пребывающим в скорби, следует относиться с тактом и сочувствием, всегда исходя из того, что они действительно скорбят, хотя в данном случае, решила Элевайз, за это поручиться нельзя. Она отметила их странное настроение еще тогда, когда договаривалась с ними о поступлении Гунноры в обитель. «Я не нажимала на них и не настаивала, чтобы они приняли какое-нибудь решение, – думала Элевайз. – Возможно, потрясенные внезапной смертью Гунноры, они и сами еще не знают, что лучше – забрать тело дочери домой или оставить здесь, с сестрами в Боге».
Однако были и другие, о которых аббатисе приходилось думать. Элевайз отвечала за живущих в обители монахинь, не говоря уже о монахах, размещающихся неподалеку, а также за тех горемык разного звания и достатка, которые, в силу тех или иных причин, находили временный кров в Хокенли, и она не могла позволить, чтобы сам воздух, которым они дышали, был до бесконечности отравлен присутствием смерти. К тому же, если смотреть на вещи практически – а Элевайз прекрасно удавалась эта практическая точка зрения, – чем скорее Гуннора будет достойно похоронена, тем быстрее все смогут забыть ужас убийства и вернуться к обыденной жизни.
Склонив голову, Элевайз покинула залитый солнцем внутренний двор, прошла в тени крытой галереи и открыла дверь, которая вела в небольшую комнату – здесь она управляла делами монастыря. И не только монастыря, а всего аббатства Хокенли, поскольку в ее подчинении были не только монахини, но и небольшая группа монахов, что жили возле святого источника в четверти мили отсюда, в небольшой долине.