К сказанному надо добавить, что подпоручик Штурм вовсе не исчез бесследно, а убежал к белым. Приказом капитана Борейко его с 17 августа зачислили на «провиантское, приварочное, чайное и табачное довольствия» при штабе авиации Народной армии.
17 августа павловская группа лишилась еще одного пилота – с бомбардировки не вернулся летчик Ефремов, посадивший свой истребитель на казанском аэродроме. Зная о том, что красные начали арестовывать и брать в заложники семьи перебежчиков, руководство Народной армии поместило в газетах ложное сообщение о якобы сбитых советских аэропланах, пилоты которых «скрылись в неизвестном направлении».
Несмотря на дезертирство уже двух пилотов, 18 августа бомбардировки Казани продолжались с нарастающей силой. Большинство экипажей совершали по два-три вылета в день. Двухместные «Сопвичи», «Фарманы» и «Вуазены» брали по две-три пудовые бомбы, одноместные «Ньюпоры» – по две десятифунтовые. В центре города наблюдались многочисленные пожары и разрушения. Одна из бомб попала в здание дворянского собрания, еще несколько разорвалось на территории кремля. Едва заслышав шум самолета, жители в страхе разбегались и прятались по подвалам.
Никакого противодействия, кроме редкой и беспорядочной ружейной стрельбы, гарнизон Казани не оказывал. В городе отыскалось всего одно «противоаэропланное» орудие, установленное на барже, да и то без снарядов. Правда, в дальнейшем зенитная артиллерия у белых все-таки появилась (возможно, это были обычные полевые орудия на самодельных зенитных лафетах, которые нередко использовались для стрельбы по самолетам в начале Первой мировой войны), но из-за слабой подготовки расчетов и отсутствия специальных прицелов, от нее было мало толка.
Забегая немного вперед, отметим, что единственным «успехом» казанских зенитчиков стало уничтожение 28 августа прямо над городом... собственного аэроплана, на котором были ясно видны опознавательные знаки – георгиевские ленты. И хотя вина стрелков тут очевидна, в их оправдание можно сказать, что авиация Народной армии появлялась в небе настолько редко, что наземные войска уже привыкли считать любой пролетающий над ними самолет вражеским и палить по нему из всех стволов. Сразу после инцидента был издан приказ, согласно которому ни один зенитный расчет не имел права открывать огонь по самолетам, не связавшись предварительно со штабом авиации Народной армии и не получив от него разрешение. Этот приказ фактически поставил крест на противовоздушной обороне Казани, поскольку за то время, пока зенитчики пытались дозвониться в штаб, советские аэропланы спокойно успевали сделать свое дело и улететь восвояси.