Братья Гримм. «Золушка»
– Ты не можешь этого помнить! – заявила сестра Маринка.
– Могу.
– Не можешь! – вступила сестра Иринка. – Тебе было всего два года.
– Я помню, – настаивала Зоя, покраснев скулами, что предвещало близкую схватку.
– Если помнишь, скажи, в каком платье ты была?
– Я была в ночной рубашке. – Маленькая Зоя посмотрела на сестер исподлобья.
Сестры раздосадованно переглянулись.
– Тебе все отец рассказал, – предположила Маринка. – Что это такое – «господь всегда тебе поможет…»? Твоя мать не могла так говорить, это Средневековье какое-то.
– «Мое милое дитя…» – передразнила Иринка.
Поэтому Зоя напала сначала на нее.
Когда на шум прибежали взрослые и растащили дерущихся, отец стал в который раз стыдить старших дочек:
– Дылды недоразвитые, она же меньше вас!
Дочки возразили:
– Она первая начала, а мы нормальные, доразвитые!..
А потом, когда две женщины из гостей повели младшую, Зою, умыться и переодеть рваную одежду, девочка сказала, что все дело в птицах.
– Что ты такое бормочешь? – спросила гостья.
– Когда на могилу кладут печенье и конфеты, на поминках. Они всегда потом пропадают, – объяснила Зоя. – Я, маленькая, думала, что мама их забирает себе… – Стушевавшись под напряженными взглядами взрослых, девочка неуверенно уточнила: – Вниз… – и показала пальцем в пол.
Одна из женщин оказалась психологом, и даже с ученой степенью. Она тут же стала объяснять второй гостье, что у девочки нормальная реакция на смерть матери, а с сестрами она постоянно дерется, потому что…
– Восемь лет уже прошло. Не слишком ли много для такой «нормальной» реакции? – перебила ее гостья, близко знакомая с историей девочки.
– А почему я дерусь с сестрами? – спросила Зоя.
– Успокойся, – психолог ласково потрепала ее по голове, – все в детстве дерутся со своими сестрами и братьями. Это естественное поведение взрослеющих млекопитающих… – Она задумчиво изучала клок темных волос, оставшийся в ее руке после случайной ласки. – Становление навыков выживания…
– Это странно, – заметила девочка, – потому что они не мои сестры.
– А чьи? – брезгливо содрогнулась психолог, тряся рукой с волосами над раковиной.
– Они папины дочки.
– А ты чья дочка?
– А я – мамина и птицына.
– Не поняла, – вынуждена была сознаться психолог, не реагируя на жестикуляцию второй гостьи.
Та пыталась объяснить ей полную бесперспективность и даже опасность подобных бесед с девочкой.
– Прекрати, Мара, ты же не глухонемая, – пристыдила ее Зоя. – Это птицы съедали с могилы печенье и конфеты. Мама сказала, что будет глядеть на меня с неба и всегда будет рядом.