Мы с сестрой испуганно переглянулись, но мама уже приняла решение.
– Ну, девочки, за работу!
Вооружившись трафаретом, розовой краской и тонкой кистью, мы целых три часа выводили буквы, а украсив заглавную Д цветочками, вздохнули с облегчением. Теперь мама казалась счастливее, чем в те годы, когда с нами жил непутевый папаша.
Управлять салоном оказалось непросто, но мама старалась изо всех сил. Пытаясь хоть чем-то помочь, я стала для нее бесплатной моделью. В одиннадцать у меня были длинные пепельно-русые волосы, а к окончанию школы пришлось перепробовать все возможные прически: гладкое каре, паж, каскадную стрижку, прикорневую и спиральную химию с челкой и без.
– Зачем ты позволяешь так над собой издеваться? – вопрошала Мелоди. – Ты похожа на идиотку!
– А мне нравится! – уязвленно воскликнула я. В голове тотчас же заплясали ценные мысли: сама-то она на кого похожа? Очки с толстыми стеклами и сальные, неопределенного цвета патлы. Возможно, для Википими я идиотка, зато для Нью-Йорка или Лос-Анджелеса – самое то.
Как же объяснить Мелоди, что я чувствую, сидя в кресле парикмахера? Мне ведь все равно, в какой цвет красит меня мама, главное – ее внимание. Попробует начес, новый гель, сбрызнет лаком, потом отойдет на несколько шагов, наклонит голову, прищурится, оценивая результат… А еще Дорин не боялась экспериментировать. Когда провинциальные салоны только осваивали мелирование, она уже вовсю пробовала многослойное окрашивание.
Мама брала двадцать долларов за мытье головы и стайлинг, двадцать пять – за стрижку, шестьдесят – за окраску – по нью-хэмпширским меркам немало, но от клиентов не было отбоя. Салон был открыт с восьми утра до девяти вечера для удобства женщин с окрестных лесопилок, заводов и фабрик. В какой-то момент мама наняла маникюршу, но бедняжка не прижилась. Просиживая дни напролет в компании ярких бутылочек с лаком, она так и не обросла клиентами.
Уставшим на работе женщинам была нужна только Дорин и никто, кроме нее. Думаю, секрет ее успеха состоял не только в том, что она хорошо стригла. У Дорин имелся свой шарм. Я рано поняла: недостаточно быть хорошей колористкой; если к тебе не тянутся люди, ничего не выйдет. Мама умела разговорить и расположить к себе каждого. Для города, где нет психоаналитиков и никто никому не нужен, ее салон стал особым местом.
Иногда мама возвращалась домой за полночь, тяжело сгибаясь под грузом тайн и секретов всего города: пятнадцатилетняя дочь Джуди Джонсон беременна, мужу Марси Эпплби удалили почку… Под глазами Дорин залегли густые тени, кожа казалась прозрачной.