Джейн хотела все узнать о нем, однако Томас сказал, что интересующие ее подробности совершенно несущественны. Эразм был незаконным сыном священника, и ее удивляло, почему он не стыдится этого. В ранней юности он осиротел, и окружающие, обнаружив в нем незаурядные способности, поместили его в монастырь с известными своей ученостью монахами. Однако, как и Томас, он не смог заставить себя принять постриг. Эразм учился в Париже и там посвятил свою жизнь литературе; хотя он сильно страдал от крайней нужды и зарабатывал на хлеб уроками, ученость его была столь поразительной, что он привлек к себе внимание других ученых и был признан лучшим из них.
Джейн, отдающей на кухне распоряжения служанкам, с трудом верилось, что этот великий человек живет в ее доме и что это ее муж гуляет с ним по улицам Лондона.
В некоторой степени она была довольна приездом этого человека; он отвлекал от нее внимание Томаса. Они вдвоем переводили что-то, называемое «Лукиан»,[2] – вроде бы с латинского на греческий, часами просиживали за этой работой и часто спорили. Джейн казалось, что ученый разговор требует непременных разногласий. Поскольку Томасу приходилось совмещать эти разговоры с работой юриста и заседаниями парламента, у него почти не оставалось времени на обучение жены.
Однако с тех пор, как принц Уэльский, по ее твердому убеждению, улыбнулся ей, она стала считать себя не такой глупой, как полагала раньше. При воспоминании о том эпизоде ей казалось, что в улыбке принца было какое-то одобрение. Джейн хватало ума понять, что принц искал бы в женщине не тех достоинств, что Томас; и все же одобрение красавца принца придало ей смелости и уверенности в себе.
Джейн стала внимательно прислушиваться к ведущимся в доме разговорам; и когда муж с Эразмом говорили по-английски, она обнаруживала, что разговоры эти не так скучны, как раньше ей представлялось.
Эразм недолюбливал монахов. Томас их защищал.
Эразм заявлял о своем намерении раскрыть миру глаза на отвратительные происшествия в некоторых монастырях Европы.
Он много рассказывал о порочных монастырских порядках. Слушая, Джейн понимала, что в мире много прегрешений.
В некоторых обителях, утверждал Эразм, распутство берет верх над верой. Избавление от плода и убийство младенцев стали самым обычным делом; ибо как, вопрошал Эразм, эти святые монахини могут объяснить появление рожденных ими детей? Никак. Поэтому они душат новорожденных и хоронят на монастырских задворках. Есть и противоестественные связи…
Заметив, что Джейн прислушивается, хозяин и гость переходили на латынь.