Испытывая ярость и страх одновременно, она через площадь помчалась к матери. Она даже не знала, где искать Вождя Койота или Краснокожего Джо, совершенно бесполезных, по-видимому, в данном случае.
Несколько минут спустя она так же растерянно смотрела на мать.
– Я? Ты хочешь, чтобы туда пошла я?! И что я буду делать? Нет. Я дам тебе бинты и все прочее и пошлю Джефферсона за твоим индейцем – или как его там. Если прежде в него надо влить кофе, то, видимо, он не скоро доберется до места. Вряд ли твой раненый протянет так долго.
– Но ты же знаешь, как делаются эти дела, а я – нет. Лучше бы мне поискать Вождя Койота, а ты в это время поможешь раненому.
– Но я даже не знаю, где он, и не умею, как тебе известно, ездить верхом! Нет, делай, что я сказала. Возьми корзинку, а я подготовлю бинты.
Боже праведный, помоги и дай силы и терпение вернуться туда опять, молилась Саманта, слушая короткие инструкции и глядя, как наполнялась корзинка. Она умела ухаживать за жеребятами, помогать при отеле, но к раненому человеку ей пришлось идти впервые, да еще к такому огромному и жестокому. Легче было встретиться с неизвестным, который стрелял в лесу, чем снова увидеть своего пациента.
Но через несколько минут она уже была в седле с притороченной к нему корзинкой и с ружьем в руке. Саманта с огромным удовольствием пристрелила бы любого, кто вознамерился бы ей помешать, – например, того лесного сукина сына, который втянул ее в это дерьмо. Ну а если бы он ей не попался, застрелить можно и этого, в хижине, – и освободить его от мучений.
Он смотрел на нее, как на червя в яблоке. Говорил с ней, как с безрукой идиоткой. И не испытывал ни грана благодарности за помощь. А ведь казалось бы, что должен благодарить уже за одно то, что она вообще решилась предупредить его там, на поляне. Она ведь просто могла позволить неизвестному стрелку добить его.
Бормоча все это себе под нос, Саманта изо всех сил хмурилась, чтобы хватило храбрости взглянуть в глаза несчастному, когда она доберется до хижины. Жутковатая перспектива открыть дверь и обнаружить его мертвым была все же лучше, чем оставаться в неведении.
Распахнув дверь ударом ноги и крепко сжимая винтовку и корзинку, она предусмотрительно осмотрела хижину изнутри. Здесь было очень мало места, чтобы прятать кого-либо еще. Поставив под дверь сапог, чтобы она не закрылась и внутри стало светло, девушка подошла к раненому.
Казалось, он спал. Щетина на подбородке была гуще, чем у доктора, и оттеняла бледное лицо. Волосы его скорее были темно-каштановые, нежели черные, и вились даже больше, чем у нее. Она усмехнулась. Ей не нравились ее кудряшки, но женщинам все же полагались локоны. Можно было побиться об заклад, что ему не однажды приходилось выслушивать шуточки на сей счет.