Изумленная, не смея спорить, Саманта поспешно спросила:
– Мази нужны? У некоторых пустулы уже вскрываются. Если нет у вас, мать попросит принести из дома.
Слоан разогнулся и впервые с тех пор, как вошел, посмотрел на нее в упор. Ее зрачки расширились от страха, но девушка не двинулась с места, глядя на него снизу вверх. Она выглядела усталой: скулы обтянуты, под глазами тени. В волосах еще искрились снежинки, но свой неказистый жакет она сняла, чтобы работать быстрее. Одна из женщин завернула своего ребенка в кроличий мех. Слоан выругался – основательно и не стесняясь, и она съежилась от его слов.
– Отправьте этого шалопая за мазью. Пусть одна из ваших сестер придет сюда на подмогу, а сами ступайте спать, иначе нам придется лечить и вас.
Саманта без выражения моргнула, кивнула и исчезла. Слоан не понял даже, собиралась ли она выполнить все его распоряжения или ограничится теми, с которыми была согласна. Ему некогда было думать об этом. Рэмси попытался подняться и улизнуть. Толботт повернулся и пнул его в зад – для острастки.
– Только посмей использовать это виски для чего-нибудь, кроме медицины, – и я перережу тебе горло. Когда она принесет воду, добавь немного виски в каждую чашку и напои всех, кто не спит. Им надо много пить.
Слоан чувствовал, что миссис Нили смотрит на него из дальнего угла комнаты, но что за дело ему до этого? Он хотел прибить Джо, когда найдет, а сейчас следовало позаботиться об этих проклятых пришельцах, которых он у себя даже видеть не хотел.
Он знал, оставляя женщин на своем участке, что они принесут только лишние хлопоты. Знал – и позволил им остаться. Да, за эту ошибку он еще не раз поплатится!
Слоан опустился на колени рядом со всхлипывающей женщиной, качающей свое безмолвное дитя. Ее боль и страдание вдруг пронзили его до глубины души. Глядя на умирающего ребенка, ему захотелось взвыть от этой боли, закричать во весь голос и рыдать вместе с матерью, изливая вскипавшую внутри дикую и бессильную ярость. Эти безжизненные глаза, это лицо, забрызганное кровью тельце на мгновение вызвали у него в памяти образ маленького Аарона, и Слоан содрогнулся от муки.
Об этом думать нельзя. Ни о чем таком думать нельзя. Он все равно ничего бы не сделал. Дети умирали во все времена. Остановить этот процесс невозможно. Он не сумел спасти даже собственного сына – как можно спасти кого-то еще? Будь все проклято, ведь он же сам убил сына! Обратились бы в бегство эти добрые рыдающие здесь женщины, если бы они знали?
Слоан скорее почувствовал, чем услышал Саманту за своей спиной. Он взял у нее кувшин с водой, чашку и отправил за ложечкой. Почти бессмысленно давать ребенку воду, но это хоть как-то отвлекло мамашу, на время она даже забыла о своей беспомощности. Может быть, лихорадку удастся купировать, может быть, нет. Все теперь в руках Божьих.