– Госпожа, – неожиданно позвал он, испытывая презрение к себе, потому что голос его выдавал потребность в ее присутствии.
– Я здесь, – отозвалась она откуда-то издалека. Ее подтверждение было сравнимо с нежной лаской, и от давно забытого приятного ощущения его бросило в дрожь.
– Вы придете еще?
– Не… не знаю. Наверное, нет.
Всего несколько минут назад Майкл говорил ей, что никогда не унижает себя просьбами. Но сейчас, представив, как она исчезнет и снова сомкнется темнота – тот непроницаемый мрак, в котором невозможно разобрать, день или ночь, и вокруг не останется ничего, кроме однообразных звуков корабля да чавканья находящихся по соседству животных, он почувствовал страх. Не сегодня-завтра вся эта братия пойдет под нож к очередному обеду, и тогда одиночество станет еще невыносимее. Своим вторжением она напомнила ему, что еще существует мир неутраченных красок, очарования, надежд.
– Придите еще хотя бы один раз, прошу вас. – Он услышал в своем голосе нотки отчаяния, но подумал, что она их не заметит.
– Попробую, но не обещаю, – прошептала она. – Может быть.
Иногда когда Аннелизе случалось пристально смотреть на что-то, например, на крест или горящую свечу, то потом эти предметы снова возникали перед ней как призрачные видения. Воздушные копии темных предметов были светлыми, а светлых – наоборот.
Вероятно, таким же образом ее глаза запечатлели Майкла Роуленда, и теперь его образ возникал перед ней всюду, куда бы она ни поглядела. Стоя у перил, девушка смотрела на море, где поверх воды всплывала его фигура. Она переводила взгляд на луну – и ей мерещилось его лицо, представлялись озорные глаза с золотистыми искорками.
Но вот раздались мягкие удары корабельного колокола, потом заскрипело парусное снаряжение, возвещая об усилении ветра, а вскоре с громким щелчком расправился главный парус.
– Готово! – прокричал дозорный.
Аннелиза почувствовала, как ее обнаженную шею обдало приятной прохладой, и подняла подбородок, подставляя лицо потоку воздуха. Она непроизвольно притронулась к горлу, вспоминая, как сквозь полузакрытые веки блестели его глаза, как притаилась улыбка в уголках рта. Еще бы. Так наклоняться и вертеться перед ним! Она только что не лезла грудью ему в лицо, пока облагораживала его ушибы, да к тому же задрала подол, зная, что его глаза следят за ней. Нечего удивляться, что он ей подмигнул. Однако ее грудь оказалась недостаточно привлекательной – он так ничего и не сказал о ней. Как бы то ни было, наверняка для Майкла Роуленда была приятна хотя бы временная смена привычной его глазам картины. Вряд ли до ее прихода он видел здесь что-нибудь, кроме пробегавших крыс да людей, время от времени мучивших его.