Бродников, к безмерному удивлению рыцаря, давно не слушал, целиком сосредоточился на путах. Сокол быстро выплел самое мощное заклинание ментального проникновения, которое только мог осилить, и набросил на ходочанина. Первую волну оберег развеял, вторую задержал на подходе, третью отправил обратно Соколу. Хороший оберег, любого настырного телепата за раз должной скромности обучит, — удар обратки обеспечит неделю непрестанной головной боли. Но умелый пользу извлечёт из всёго, даже из неотвратимой обратки. Увернуться от неё невозможно, но отклониться, принять только касание, а не весь удар, не так сложно.
И считать информацию. Пусть только поверхностную, малозначащую, но сейчас ценна любая.
Принесённые обраткой вести рыцаря потрясли. Славян был уверен в примирении Аолинга и Феррана. Нет, Доминика и Дарика. Уверен, что они подружатся. Но так не бывает… нет такой безграничности доверия… такого умения, да именно умения — от рождения ходочанин не был наделён способностью видеть суть… ни кому не хватит смелости и силы соединять несоединимое… никогда ещё Сокол не встречался с людем столь опасным.
Убить. Славян никогда не согласится стать Соколом, пусть магистр не надеется зря. А запугать и выгнать на Техничку на веки вечные тем более не получится, тут магистр оплошал по самое дальше некуда, всем задом в лужу плюхнулся, с размаху.
Только убить.
Путы как губка выпили из Бродникова почти все силы, противник из него сейчас никакой. Замер, больше не трепыхается, сообразил что к чему, но поздно, теперь он ни на что не годится.
Славян выругал себя так крепко, как только мог. Надо же быть таким тупицей! Ведь чем больше пытаешься разорвать сеть, истончить, распутать, тем крепче она становится. И ведь знал прекрасно о таких, Франциск рассказывал. Соколиные штучки, каждое враждебное действие обратить в свою пользу.
Стоп. В пользу обращается только враждебное действие. Но что ответит заклятье на действие помогающее?
Славян уцепился за верёвки, попробовал затянуть их сильнее.
Ничего.
Опять потянул, ввинтился в путы поглубже.
Верёвки исчезли, развеялись быстро тающей зеленоватой пылью, Славян тяжело грянулся на асфальт, занемевшее, слабое тело не слушалось. Рыцарь взвизгнул совершенно по-бабьи — вусмерть перепуганно, истерично, пнул его в бок. Славян откатился в сторону, на простой перекат сил хватило. Как учил Франциск, прикрылся от второго пинка, ухватил рыцаря за щиколотку, дёрнул. Рыцарь шмякнулся на задницу как пьяный мужик в гололёд.
Но бойцовская подготовка у него отличная, всё равно исхитрился отвесить Славяну сокрушительный пинок — захрустели рёбра, и бросить какое-то убойное заклинание — вмиг потемнело в глазах, пропала способность дышать. Славян захрипел, вцепился себе в горло, рванул воротник свитера. И вспомнил об ожерелье. Доминик называл его оберегом. Защитой. Так пусть защитит от смерти.