Баян зазвучал злее, а сам баянист уже не пел, а проговаривал такие слова:
Солдатушки, бравы ребятушки, где же ваши мамы?
Ищут нас по моргам да по ямам, плачут наши мамы.
Солдатушки, бравы ребятушки, где же ваши сестры?
Наши сестры в рабстве у прохвостов, на панели наши сестры.
Солдатушки, бравы ребятушки, где же ваша сила?
Наша сила там же, где Россия: продана та сила.
Солдатушки, бравы ребятушки, где же ваши пули?
Наши пули в нас и повернули, дуры наши пули…
Солдатушки, бравы ребятушки, где же командиры?
Поменяли флаги и мундиры эти наши командиры…
Такой вот невеселый образчик народного творчества. Послушали мы с Чабаном, дальше пошли. Ничего не скажешь, новые песни жизнь сложила. Жизнь начала и середины девяностых… Песни старые, слова новые, как в гимне. Вот, например, после 93-го родилось:
Артиллеристы! Боря дал приказ!
Артиллеристы, зовет Бурбулис вас!
Из сотен тысяч батарей под слезы наших матерей
По нашей Родине – огонь, огонь!
И ничего тут не возразишь. А дальше не менее страшные времена настали. Как сейчас перед глазами стоит картина. Первые дни чеченской кампании. Подразделение под моим командованием, вместо того чтобы продвигаться вперед, возвращается в исходное положение. И заставляют нас это сделать не превосходящие силы хорошо обученного и вооруженного противника, а жители деревни, через которую проходил путь нашей мехколонны. Женщины, старухи, дети легли поперек дороги и не пускают. А у меня два строжайших приказа. Приказ номер один – в течение двух часов войти в указанную точку. Приказ номер два – ни при каких обстоятельствах не открывать огня по местному населению и вообще избегать малейших конфликтов. Даже в воздух стрелять нельзя. Вот такие дела. Впереди бабье с малыми ребятами, за спиной восемнадцатилетние пацаны, округлившимися глазами на все это взирающие. Выхожу на радиосвязь со штабом. А оттуда ответ: «Продолжать дальнейшее продвижение». Пацаны на меня уставились. Как им вперед командовать, если полчаса назад объяснил им же, что мы идем наводить конституционный порядок, в том числе защищать местное население от бандформирований. Скажу «Вперед», и кем мы все станем?! Были бы пешим подразделением, попросту обогнули бы деревеньку, и всех дел. Но мы на БМД, боевых машинах десанта. А они хоть и полегче танков и БМП, но все равно не «Лада» и не «Ока». Потому и повернули назад. Штабные полканы на меня орать. Ну я им коротко и сдержанно объяснил, что наматывать кишки баб и детей на траки своих БМД не намерен. Меня этому в Рязанском училище не обучали. А полканов тем временем обступили молодые офицеры и прапорщики из моего подразделения. Штабисты махнули рукой, растворились… А этот мне про присягу! Да что он о ней знает?! И тут я почувствовал: ЗНАЕТ! Иначе не задал бы такого вопроса. Знает, не понаслышке знает… Интересно, это и есть сам Эль-Абу Салих? Ладно, чего гадать, доживу – узнаю… Как-то на дне ВДВ в парке Горького я разговорился с крепеньким пожилым мужичком в голубом берете. Праздник, понятное дело, мероприятие молодежное, потому такие деды попадаются редко, а поговорить с ними интересно. Дед оказался отставным майором ВДВ и участвовал во многих передрягах. За его плечами и Чехословакия, и Афганистан, и Африканский континент, где воевали наши советники. Еще в Египте и Северном Йемене. А начал он боевую биографию в 56-м, с венгерских событий. У меня про Чечню расспрашивал, присвистывал и сдержанно матерился.