Те слушали молча, сохраняя приличествующее офицеру разведки ВДВ хладнокровие.
– И еще я клянусь, что найду Упыря! – произнес я, заканчивая таким образом сочиненную на ходу клятву. – После выполнения боевой задачи. Найду и воздам Упырю по заслугам…
Таким образом, я стал первым принявшим столь странную клятву. На пару секунд я, закрыв глаза, обхватил руками затылок.
– Я, офицер ВДВ Нефедов Григорий Степанович, – послышался голос Степаныча, – будучи охотником или его мишенью, клянусь…
Мой заместитель не отказал мне в поддержке. Кажется, я сумел найти нужные слова. Не будут, ну никак не будут такие ребята впустую отцом и матерью клясться… Личные дела подчиненных я просматривал досконально. Детдомовцев среди них не было, почти все имели жен и детей. Ко всему прочему – охоту на Упыря я не отменил. И «охотник», если он не совсем сумасшедший (а сумасшедших в моем отряде не было, опять же в личных делах есть подпись армейского психиатра и психолога), должен понимать – отряд, в котором каждый подозревает другого, должен быть немедленно распущен. Это значит, что Упырь уйдет, а ведь «охотник», судя по его логике, подобрался к этой твари совсем близко! Но он не знает кто… Кто из нас эта самая тварь!
– Клянусь, что прекращаю охоту… – вслед за Нефедовым клятву давал Серега.
Произносил он ее зло, стараясь не смотреть ни на кого из нас. После Млынского слово взял Коля, затем Кравцов, потом Дятлов. Последним дал клятву озадаченный и заметно сконфуженный Игорь. Произносил он ее очень внятно, пожалуй, несколько дольше, чем остальные. При этом пару раз бросил на меня виноватый взгляд.
– Десять минут отдыха, – произнес я, как только Игорь закончил говорить.
Будем надеяться, что я выиграл у «охотника» время. И самое главное теперь это время не упустить.
Дятлов рассказал очередной анекдот, и обстановка несколько разрядилась. Будем считать, что наступило временное перемирие. Чтобы немного отдохнуть мозгами и размять мышцы, я решил поупражняться со Степанычем в рукопашном бое. Нефедов привычно хмыкнул, оценив в который раз мою стойку, и принял свою – немного ссутуленную, но с прикрытой челюстью и нижней частью тела. Такие обычно бывают у специалистов по боевому самбо. У меня же стойка, надо сказать, не слишком характерная для классического бокса – корпус подан назад, при этом какое-то корявое припадание на правую ногу. Впрочем, подобная «неправильная стойка» была у Валерия Попенченко, что не помешало ему стать олимпийским чемпионом. Я же скромно выполнил норматив мастера спорта на третьем курсе Рязанского десантного… Однако сейчас я не на ринге. Степаныч сам имел боксерскую подготовку на уровне первого разряда, но при этом был прекрасным специалистом по боевому самбо, ушу и был неплохо знаком с прочими костоломными системами. Ни он, ни я не торопились атаковать. После недавней беседы и клятв настроение было неспортивным. Если бы мы находились на ковре, то судья-рефери неминуемо влепил бы нам обоим по замечанию за пассивное ведение боя. Неожиданно Степаныч вышел из боевой стойки, подняв вверх правую руку, что по неписаным правилам означало конец поединка.