Зимой в общежитиях было холодно. Температура в комнатах не превышала пяти – восьми градусов при положенных двенадцати. В комнатах топили «буржуйки», кололи дрова, рубили мебель, стирали и готовили на керосинках обед, а кухнями с их печами из-за отсутствия топлива не пользовались.
Учитывая тяготы военного времени, Наркомздрав разрешил устанавливать в общежитиях двухъярусные нары вагонного типа. Госсанинспекция Москвы против этого возражала, но такие нары, во всяком случае, в военных общежитиях, были установлены.
Теснота, грязь, отсутствие мыла, белья способствовали распространению вшей и болезней. В 1943 году у Госсанинспекции не было хлорки. Вместо нее использовались феноловые воды – отходы производства с завода № 715, прачечные были завалены работой для армии и им было не до общежитий. А тут еще соотечественники, приехавшие из оккупированных Курской и Орловской областей, и узбеки с таджиками, мобилизованные для работы на оборонных предприятиях Москвы, привезли с собой туберкулез и тифозных вшей. Наконец в Москве появились и хлорка, и карболка. В городе заработали районные камеры газоокуривания. Такие камеры имелись, в частности, и на многих крупных предприятиях. Под воздействием химии часть насекомых погибала, зато оставшаяся становилась еще злее. Тогда был выдвинут лозунг «Борьба за чистоту – борьба с вошью». Вспомнили, как был поставлен вопрос о борьбе с этим паразитом на VII съезде Советов в декабре 1919 года: «Или вошь победит социализм, или социализм победит вошь».
Вши и заразные болезни преследовали людей не только в общежитиях. В 1942 году в некоторых школах Москвы до 70 процентов учеников не выдержало проверки на вшивость. Причем вошь попадалась не только «головная», но и «бельевая». Некоторые несознательные директора школ, опасаясь взысканий, препятствовали проведению санитарных осмотров, чтобы не портить показатели. А в 1944 году в детских садах и яслях фиксировались даже случаи заболевания детей гонореей. Свинство взрослых отражалось на детях. Поскольку детских горшков не хватало, в детских садах и яслях стали вводить индивидуальные стульчаки, вырезанные из картона или фанеры, с указанной на них фамилией владельца.
Нельзя говорить о чистоте и не вспомнить о бане. Перед войной в Москве было 57 бань, в которых одновременно могли мыться почти 22 тысячи человек. А уже в феврале 1942-го их работало только девять. В военные годы из-за недостатка топлива в банях не было горячей воды, температура ее составляла всего 30–35 градусов. Топить бани было нечем. С трудом, когда угля не хватало, доставали торф. В баню на Воронцовской улице, например, возили торф с разработок на Сукином болоте. Постепенно городские бани возвращались к жизни, но техническое их состояние оставляло желать лучшего. Из-за поломок вентиляции в мыльных отделениях всегда было туманно и сыро. Не хватало белья, мыла и шаек. Да и те, что имелись, часто текли или не имели ручек. Тогда стали делать шайки из дерева, но Госсанинспекция их запретила, сославшись на то, что они плохо отмываются от грязи и превращаются в разносчиков инфекции.