Вышинский.Вы лично передавали шпионские сведения?
Крестинский.Да, мне приходилось также получать пару раз деньги.
Вышинский.От кого приходилось вам получать деньги?
Крестинский.От генерала Секта.
Вышинский.Где?
Крестинский.У него в служебном кабинете. Я передавал деньги непосредственно Троцкому, когда ездил в Москву.
Вышинский.Лично?
Крестинский.Да, не привлекая к этому никого».
Колоссальная многолетняя работа по революционизированию российского общества рикошетом ударила по советской власти, породив огромное количество «перманентных революционеров». Сталин долго надеялся заставить этих людей нормально работать. Потом он горько жалел об этих надеждах – когда начали вскрываться их подлинные дела. А когда за оппозиционеров взялись всерьез, следователи НКВД сразу же начинали прощупывать их по шпионажу, и очень редко ошибались. Троцкий за границей тут же закричал о пытках, которыми из них вырывали признания. Попробовал бы их кто-нибудь тронуть, когда каждое дело «старых большевиков» курировало Политбюро! Сталину не нужны были выбитые показания, эти люди слишком много знали, от них требовались не признания, а сведения. И они говорили – на допросах в НКВД, на секретных допросах в сталинском кабинете, на сверхсекретных допросах на сталинской даче. Те, кому было что сказать на секретных допросах, получали плату за откровенность – жизнь.
Были международные деятели и другого рода – коминтерновцы. Их на открытые процессы не выводили и сохранение жизни не предлагали, их судили тайно и стреляли в подвалах. В делах этой организации просто не существовало ничего, что можно было бы предъявить публике, не нарываясь на международный скандал. Коминтерн был не подотчетен никому, в том числе и советскому правительству, ибо сама ВКП(б) являлась всего лишь одной из его секций, обязанной подчиняться коминтерновскому руководству. Пока в 1935 году Сталин не прижал им хвост, заставив работать на СССР, коминтерновцы раз в два-три года ставили Советский Союз на грань войны. Не привязанные ни к одной стране, не имеющие родины, они тоже якшались со всеми мыслимыми и немыслимыми разведками и организовывали террор против всех, кого считали врагами. Когда врагом посчитали Сталина, Коба не стал дожидаться, пока его убьют, и был абсолютно прав!
А потом начала вскрываться правда, такая, что впору было хвататься за голову. Молотову становилось не по себе, когда он вспоминал выражение лица Сталина, читавшего протоколы допросов. Сколько раз ему говорили, сколько раз просили не либеральничать с оппозицией, а он все не мог переступить через память о совместной борьбе – вот и доминдальничался! Тогда, в сентябре тридцать шестого, Сталин признал, что в разоблачении заговора они опоздали на четыре года – взяв за точку отсчета 1932 год, начало формирования единой оппозиции из разрозненных групп. Но на самом деле можно было взять и тридцатый, когда едва удалось избежать военного переворота, и двадцать седьмой, когда оппозиционеры готовились торжественно встретить интервентов на западных границах,