Молотов подошел к нему и, по своему обыкновению невозмутимо, с едва заметной усмешкой сказал:
– Вот и решился вопрос, кому товарищ Сталин передаст управление государством.
Лаврентий тогда возмутился совершенно искренне и аргумент привел неоспоримый: после Сталина на высшем государственном посту не может снова оказаться кавказец, это абсолютно невозможно. Молотов похлопал его по плечу и насмешливо сказал: «Ты не знаешь Иосифа. Он такой хитрый, он обязательно что-нибудь придумает».
Работа была чудовищной. Тогда он тоже целыми днями, бывало, мечтал о сне, а добравшись до постели, или – чаще – до дивана в рабочем кабинете, не мог уснуть. Как-то раз Сталин, взглянув на его землистое от усталости лицо с глазами, провалившимися в темные ямы, потребовал, чтобы он отдыхал днем – хоть полчаса, но непременно. Это был один из секретов нечеловеческой работоспособности Сталина.
– Наша жизнь – казенное имущество, – сказал тогда вождь. – И то, как ты обращаешься с ней, Лаврентий, это настоящее вредительство. Не думай, что наша задача – выиграть войну и умереть. После войны нам тоже жить надо…
Молотов оказался прав. Уже в сорок четвертом году Берия не только фактически, но и формально стал вторым человеком в стране – начальником Оперативного бюро ГКО. После войны этот орган трансформировался в Бюро Совмина – «генеральный штаб» управления государством. А в сорок шестом Сталин сказал ему обо всем прямо. Всю войну вождь держался, но после победы нечеловеческое напряжение отозвалось резким ухудшением здоровья. Как-то раз, когда Берия навестил Сталина на даче, тот предложил прогуляться по саду, и когда они отошли достаточно далеко от дома, заговорил:
– Мне немного осталось, Лаврентий…
Берия хотел было возразить, но слова на ум не пришли.
– Ты молодец, – сказал Иосиф Виссарионович, – что не болтаешь глупостей. Мол, как вы можете такое говорить, товарищ Сталин… А товарищ Сталин знает, что говорит, он еще не выжил из ума. Мне немного осталось, и мы не имеем права это не учитывать. Плох тот хозяин, который, чтобы не думать о смерти, не пишет завещания, это несерьезный человек…
Берия по-прежнему молчал – что тут скажешь?
– А как ты думаешь, Лаврентий, – продолжал вождь, – чьи руки достаточно надежны, чтобы передать в них страну?
Ответ на этот вопрос Берия знал. И все же не удержался от глупого восклицания:
– Неужели нельзя иначе?!
– Нельзя, – жестко отрезал Сталин. – Я тоже не хотел, тоже спрашивал, нельзя ли иначе. Но Бог не отпустил. Пришлось подчиниться обстоятельствам. И тебе придется. Я не хотел волновать тебя раньше времени, пока не закончится война. А теперь пора…