Просто представьте себе страну, которая вся покрыта ранами, сильно разрушена, утыкана свежими крестами на могилах. Представили? Вот такой и была Россия на рубеже 1916 и 1917 годов.
Поручик Морозов сменился с дежурства и забился в самое теплое место на бронепоезде — в кабину машиниста. Поезд постоянно держали под парами, поэтому тут было и тепло, и кипяток, и приятный собеседник — машинист Пахомов.
Правда, в тот вечер Морозов говорливого Пахомова не застал — у топки дежурил худенький мальчишка в тужурке. При входе поручика он вскочил и стал смирно.
— Ты чего? — удивился Сергей Иванович. — Не на параде, чай. Кстати, чайком угостишь?
Мальчишка принялся суетливо орудовать чайником, бросая на Морозова восхищенные взгляды.
Сергей Иванович решил не обращать внимания на странного юнца, сел у печки, расстегнул шинель, сбросил перчатки, протянул к теплу онемевшие пальцы.
— Скажите, — наконец осмелился подать голос мальчишка, протягивая кружку с кипятком, — а чтобы «Георгия» получить, какой подвиг надо совершить?
«Вот он чего, — Морозов непроизвольно бросил взгляд на Георгиевский крест на своей груди, — в героя поиграть захотелось».
— Кому как, — сказал Сергей Иванович, — я просто паровоз чисто надраил перед приездом Его Величества.
«…а вместо Его Величества, — прибавил он мысленно, — прилетел германский аэроплан и сбросил пару бомб. Так что пришлось из соседнего санитарного раненых в парадной шинели таскать».
Мальчик посмотрел разочарованно, но зато хоть разговорился. Выяснилось, что он выпускник реального училища, на фронт пошел добровольцем.
— Я год в метрике исправил, чтобы взяли! — сказал мальчишка и задрал нос.
— Ты, никак, гордишься этим? — усмехнулся Морозов. — И дурак. Глупостью гордятся только дураки.
— Ничего не дурак, — надулся мальчик, — на войне — настоящая жизнь!
— На войне — настоящая смерть. А жизнь… она там, в городах. Сегодня праздник, помнишь хоть?
Вконец обидевшийся мальчишка только плечом пожал. А Морозов улыбнулся и начал рассказывать:
— Не так давно я на Рождество был у приятеля. У него шары на елке были — как хрусталь! Тонкие. Переливчатые. Легкие. У нас таких делать не умеют…
И Сергей Иванович вдруг принялся рассказывать бывшему реалисту о елках, о подарках, даже о Деде Морозе упомянул — только не признался, кто был этим Дедом.
— …а потом дети весь год елку ждали. А ты говоришь… — Морозов повернулся к мальчику и замолчал.
Его слушатель не только ничего не говорил, но даже уже и не слушал — спал, свернувшись в клубок, и улыбался такой хорошей улыбкой, какой совсем не место на войне. Вернее, войне нечего делать там, где есть такая улыбка.