Летчики как-то по-особенному ценят землю, когда после изнурительного боя наконец касаются ее колесами своей машины. Я удачно посадил самолет, а дальше он побежал сам, но я уже ничего не видел.
Очнулся в госпитале, после того как мне сделали переливание крови. Мне сообщили, что самолет мой слегка врезался в стоявшую на аэродроме другую машину. Начинаю припоминать недавние события. В сорок первом летчик Владимир Бобров своей кровью спас мне жизнь. В сорок четвертом, защищая своего командира и друга Боброва, я потерпел неудачу и был сбит.
Снова взвешиваю подробности последнего своего воздушного боя: протяни я еще каких-нибудь десять километров, и приземлился бы среди своих. Десяток километров... Передо мной всплывает образ Плотникова. "Захар, дорогой друг, погиб ты именно на таком "недосягаемом" десятом или пятнадцатом километре! Твой объятый пламенем самолет врезался в море... А я вот очутился в плену..."
Слышу, к сараю, в котором сейчас нахожусь, приближается автомашина. Опираясь на доску, вскочил на ноги, выжидаю. Тяжелый грузовик развернулся и остановился перед широкими дверями. Послышались голоса солдат и тревожный лай собак.
Товарищи
Отворились двери. В глаза ударил ослепительный свет нескольких фонарей. На пороге стояли эсэсовцы с автоматами, сдерживая на ремнях огромных овчарок. Раздалась какая-то команда, и лучи фонарей воткнулись в кузов грузовика. Теперь я увидел людей. Их было несколько человек. Наши! В гимнастерках, в погонах, у некоторых на груди ордена.
Пленным, очевидно, приказали слезать с грузовика. Овчарки, подняв бешеный лай, рвутся к машине.
Раненые, обожженные, едва передвигаясь, входят в сарай. Замечаю, что все они авиаторы.
На ломаном русском языке отдается приказание сидеть молча. Двери сарая закрываются на замок. Мы остаемся в непроницаемом мраке.
Начинаем знакомиться, говорим шепотом. Называем только имена. На другие вопросы - откуда, из какого полка, где и когда взят в плен - каждый отвечает неохотно, и я понимаю - правду не говорят. Устраиваемся спать, подсвечивая спичками или зажигалками. На правах хозяина "гостиницы" я распределяю места - показываю углы сарая. Всматриваюсь в лица: может, встречу кого-нибудь из нашей дивизии? Не нахожу знакомых. Кое-кто из новичков, вероятно, только что очутился в плену, их постигла неудача вчера или сегодня. А некоторые, наверное, путешествуют по таким сараям давненько худые, заросшие бородами, никак не реагирующие на смену обстановки.
Я присел, прислонился к стене и тут же ощутил тепло: мое плечо согревает чье-то человеческое тело.