Но Дятлик и не подумал поворачиваться, всё так же сутулил спину, и его локти по-прежнему равномерно двигались.
- Иван Михайлович! - позвала вновь Светлана, но «спина» молчала.
Светлана почувствовала, как запылали щеки, но не от смущения: неожиданно вспыхнуло раздражение, почти бешенство: «И что он мнит о себе, этот Дятлик? Даже оглянуться не соизволит!» Она резко крутнулась на каблуках и направилась к выходу и вдруг услышала негромкий хрипловатый голос, какой бывает у заядлых курильщиков:
- Погодите, молодая девушка! Я - Иван Михалыч Дятлик, точно. Что вы спросить хотели?
Светлана вновь резко развернулась, неуважительные слова готовы были сорваться с языка - ну и что, если он ветеран? Ведь существует элементарная вежливость! Но увидела виноватые серые глаза, добродушную улыбку и остыла.
- Так о чём вы хотели поговорить со мной, молодая девушка? - он повёл Светлану в угол мастерской, где за решётчатым барьерчиком стояли крашеные зелёные скамьи, и пригласил присесть.
Он тоже сел и вытащил из кармана спецовки почти пустую пачку сигарет - выходит, права Светлана, старик, действительно, много курит - ждал, что скажет она.
- Понимаете, Иван Михайлович, у нас в школе есть поисковая группа, мы собираем материалы для школьного музея, - и Светлана в который уж раз принялась рассказывать, как возникла идея создать музей, кто в поисковом отряде «Родина», о тех, с кем уже пришлось говорить, - Юра Торбачёв рассказывал, что вы под Сталинградом воевали? Может, встречался вам Василий Зыбин? Он учился в нашей школе когда-то, а воевал и погиб под Сталинградом.
- А зачем вам, молодая девушка, это знать - был я там или нет?
Светлана опешила, смотрела на старика, соображая - не шутит ли?
- Как зачем? - начала терпеливо объяснять: - Про войну много чего написано... Но ведь это в книгах, в учебниках. А войну каждый прошёл по-своему. Мой отец, например, воевал в Карелии, дядя - Ленинград оборонял, а мама - здесь жила. У неё двое детей умерли в войну. А то были бы у меня сейчас ещё брат и сестра. Как - зачем? А от кого мы будем знать про войну, если не от тех, кто её пережил? Всю правду про войну? От кого? - Светлана говорила горячо, чувствуя, что не может точно выразить свои думы, боясь, что не сможет убедить Дятлика, зачем им, молодым, надо знать и об их, ветеранов, жизни, и об истории своего небольшого городка. Как объяснить, какими словами, что тот, кто знает это всё, будет верен не только своим товарищам, а будет верен и своей земле, своей Родине...
- Вот ведь как, - Дятлик затянулся сильно. - А я думал, что вы - как мой внук. Ему лет примерно столько же... Ему не надо то, о чём вы узнать хотите. Говорит, что как мы воевали - неинтересно и для будущей войны бесполезно. Говорит, шарахнут по нашему Верхнему парой ракет - и не будет города, и что надо знать о ракетах, а как там с винтовками наперевес ходили – знать необязательно. А я вот думаю иногда: а зачем мы тогда воевали, бились насмерть, если моему внуку не надо знать, как мы бились? Вот у меня друг есть, он и сейчас недалеко от Сталинграда живет, мы с ним пишем друг другу, вспоминаем... Он - поэт... - и заторопился, увидев недоверчивый взгляд Светланы. - Конечно, книжки он не печатает, а стихи, такие стихи - настоящие, солдатские - пишет, и книжек не надо. Вот недавно написал мне. - Дятлик наморщил лоб, вспоминая, и продекламировал негромко, будто размышлял сам с собой: - «Нас бомбы рвали на куски, и пули насквозь прошивали... А мы, примкнув к стволу штыки, в атаку шли, и грудью доты закрывали». Ведь это, правда, так было! У них - танки, а у нас винтовки, у них - самолёты, артиллерия, а у нас - бутылки с зажигательной смесью. Шли мы по России и плакали. В душе плакали от бессилия. У меня приятель один есть, он рассказывал, как они под Ржевом деревеньку одну защищали - то немцы захватят, то наши опять возьмут. То опять немцы, то опять наши. Во, какое упорство было. Из всего отделения мой один приятель и уцелел... Мужики, как на подбор, могучие, говорит, были, и полегли... Вот я и думаю, как же о них, что там полегли, не знать? Они же герои. А у многих даже могилки не осталось. Вы, молодая девушка, не бросайте это дело. Это хорошее, правильное дело.