– Я слушаю, – голос в трубке заметно оживился.
– Он состоит в дружеских отношениях с доктором Дэвидом Шнейдером из наркологического отделения… нет, подожди! Этим ты займешься завтра. Когда я разговаривал со Шнейдером, он признал, что на улицы, возможно, поступила новая партия героина.
– Значит, тот ублюдок, который взорвался, все-таки доставил товар!
– Ты можешь взять своего информатора за яйца и проверить это?
– Постараюсь. Это будет не слишком трудно. Но, черт возьми, куда мог уйти товар?
– Ты проверял грузовую декларацию того рейса. Что еще в тот день хранилось на складах аэропорта?
– Алексей, тебе нужен человек-компьютер, а не я!
– Достань свою записную книжку и освежи память.
Ожидая, пока Дмитрий вернется к телефону, Воронцов наблюдал за игрой неоновых огней на лицах и одежде прохожих. Создавалось впечатление, будто все они страдают неизлечимой болезнью.
– Грузовые ангары, как обычно, были забиты под завязку. В основном оборудование для скважин и газопроводов, доставляемое по дорогам или на транспортных вертолетах. Части механизмов, трубы, насосы, всякая ерунда. Из продуктов – мясо и овощи для столовых. Помню, там воняло капустой. Ну и водка, разумеется. Один ящик случайно развалился. Ты удивишься, если я скажу, что он вдруг наполовину опустел?
– Не удивлюсь. Что еще?
– Все излишества городского рациона в плотной упаковке. А что тебе нужно?
– Медикаменты.
– Разумеется, там были лекарства. Ты думаешь, больница имеет к этому отношение? Шнейдер?
– Не знаю. Но, думаю, стоит выяснить.
– Я этим займусь. Пошлю кого-нибудь в аэропорт, проверю ассортимент товаров и дату их отправки. Можешь не беспокоиться.
– Хорошо. Спокойной ночи.
Воронцов положил телефон на сиденье рядом с собой и скрестил руки на груди, пытаясь согреться в ожидании прибытия Любина. Стоило – да, определенно стоило – попристальнее присмотреться к доктору Шнейдеру.
* * *
У нее болела голова, но даже пульсирующая боль казалась далекой и приглушенной. Холод ремнем стягивал ее виски. Руки, заведенные за спину, были связаны веревкой или проводом. Она не чувствовала своих пальцев.
Марфа боролась со своими медлительными, притупившимися ощущениями, пытаясь пошевелиться или хотя бы почувствовать тело, словно отделенное от нее огромным пустым пространством. Что-то проникало через онемение возле ее лица, там, где полагалось быть носу, – зловоние гнилого мяса, тухлых овощей… Затем момент ясности унесся прочь, ввинтившись в темноту.
Когда полусознание вернулось к ней, она не имела представления, сколько прошло времени. Ее рвало. Она вытягивала шею, как черепаха, с каждым новым спазмом. Что-то подрагивало внизу, в изолированном и тусклом световом тоннеле, к границам которого свелось ее существование. Ее тело, казалось, подверглось общему наркозу. Слабый огонек мелькнул, как отдаленная звезда, затем угас…