– Террористы, разумеется… – Трешиков проглотил окончание фразы. До телефонного звонка Бакунина он мог бы поверить в эту удобную выдумку, даже действовать в соответствии с ней. Повальные обыски, аресты, допросы – все, чтобы добраться до террористической ячейки, совершившей покушение на сотрудника правоохранительных органов.
Бакунин, не утруждая себя объяснениями, приказал ему отстранить от расследования Воронцова и его людей. Этим он взорвал вымысел изнутри так же бесповоротно, как те люди, чье могущество не могло подвергнуться и малейшему сомнению, взорвали квартиру Воронцова.
Губы Воронцова раскрылись, как раковина устрицы.
– Вера Силкова убита вместе с ребенком, – слабым бесцветным голосом произнес он.
После секундного замешательства Трешиков вспомнил о двух случайных жертвах взрыва: молодая женщина, чья-то любовница, и ее ребенок. Их квартира располагалась рядом с квартирой Воронцова. Взрывчатка была заложена в телевизор, детонатор сработал от радиосигнала. Воронцов задержался на лестничной площадке перед дверью, разговаривая с соседкой. Террористы… Они проникли в квартиру под видом техников, искавших протечку газа. Вероятно, они неправильно рассчитали время, поторопились с детонацией. Как бы то ни было, взрыв раздался на десять секунд раньше нужного времени – хотя и не для молодой женщины, сидевшей за столом с другой стороны стены, отделявшей ее спальню от гостиной Воронцова, где стоял телевизор. Она и ребенок погибли мгновенно.
– Ужасное дело… – начал Трешиков, снова зашаркав ногами, когда эхо требовательного, жесткого голоса Бакунина пробудилось в его памяти. – Я… – он снова замолчал.
Свободная рука Воронцова шевельнулась на одеяле.
– Я понимаю, как вы расстроены, шеф. Но она оказалась попутным фактором.
Тон был сочувственным, но за ним скрывалась ледяная ирония. Дмитрий Горов выглядел смущенным. Молодой оперативник и женщина отошли от постели в другой конец просторной больничной палаты, предназначенной для одного пациента. Начальник УВД сумел настоять хотя бы на выделении одноместной палаты, хотя ни чин, ни состояние Воронцова не требовали такого внимания к нему.
Трешиков кивком попросил Горова отойти от постели и сел на стул, освобожденный Голудиным. Дмитрий, чуть-чуть помедлив над постелью, вывел двух своих коллег в коридор и закрыл за собой дверь. Трешиков немного расслабился, но это продолжалось лишь до тех пор, пока он не встретился с безжалостным взглядом Воронцова. В комнате было слишком тепло, но Трешиков чувствовал, что снять шубу означало каким-то образом лишиться последних остатков авторитета. Воронцов продолжал смотреть на него так, словно он был нищим, от которого воняло водкой и потом.