Его желудок снова угрожающе содрогнулся, и он прищурился от света, бившего из-за кружевных занавесок. Бет купила их, сама повесила их…
– Как ужасно.
– Да.
– Я знаю… нет, я не должен этого говорить, Джон. Просто имейте меня в виду, если вам что-нибудь понадобится. Все, что угодно – даже если вам вдруг захочется просто с кем-нибудь поговорить… Скажите, должен ли я сейчас же поговорить с Ван Грейнджером?
– Нет, я сам это сделаю. Он уже выехал из Феникса.
– Должно быть, он совсем сломлен горем.
– Да… что-нибудь еще?
– Нет. Просто симпатия, Джон. Понимание. Держитесь!
– Да, Пит.
– Мы все любили ее, Джон…
– Да.
Лок положил трубку с такой осторожностью, словно гладил маленького дикого зверька. Пит Тургенев – о, Господи! Кто бы мог подумать, что КГБ обладает такой бездной чувствительности? Телефонный звонок вынес Лока еще дальше на рифы горечи и отчаяния. Вечерний приезд Ван Грейнджера казался символом конца, утверждением потери, которую невозможно вынести, оставшись самим собой.
Лок подошел к окну, раздвинул занавески. Квартира занимала половину второго этажа старого дома в Джорджтауне. Студенческое жилье в силу необходимости становилось уделом гражданских служащих, за исключением тех, кто обладал реальной властью – те выторговывали себе пригородные особняки с каждыми новыми выборами или по прихоти президента. В доме веяло духом Джорджтауна – атмосферой присутствия блестящих молодых мужчин и женщин, не желавших отдаляться от Гарварда, Йейла и других университетов после окончания учебы и начала политических и деловых игр. Двое, жившие внизу, были лоббистами картеля по производству безалкогольных напитков; второй этаж Лок делил с поэтом, не написавшим ни одной строчки после получения Национальной премии по литературе.
Женщины редко оставались здесь – переспать, как это называется у молодежи. В большинстве случаев за этим не стояло ничего большего. Лишь одна из них поселилась тут, завладев стенным шкафом наравне с местом в постели. В течение некоторого времени Джоанна была очень реальной, мучительно реальной для Лока. Он капитулировал перед нею, открыл ей сокровенные уголки своей личной жизни. Когда она ушла, поскольку этого все-таки оказалось недостаточно, Лок чувствовал себя опустошенным. С тех пор в его квартире не спала ни одна женщина. «В тебе есть холодное, темное место, куда никто не может заглянуть, а Бог свидетель, я старалась!» – сказала Джоанна за неделю до их разрыва. По-своему она была права. Лишь одна женщина могла полностью понять его, и эта женщина умерла. Он никогда не хотел делиться, становиться частью другого человека. Он не хотел полностью открывать свои тайны кому-то, кто не был достоин того – так, как была достойна Бет.