– Твое место, – как эхо повторила Джоселин. Она была абсолютно потеряна и сбита с толку.
– Возьми мое имя, Джоселин, оно имеет определенный вес. Пройдет время, обо мне никто и не вспомнит.
Джоселин посмотрела на Рамиса, надеясь услышать разъяснения, но он был нем, как скала.
– Но я и так ношу твое имя, мама.
Голос матери опустился до шепота, она немного отпустила руку Джоселин:
– Ты теперь мадам Дебурсье, хозяйка знаменитого и грешного «Малинового колокольчика».
– «Малиновый колокольчик» – это… – Джоселин почувствовала, как краска отливает от ее лица, – это не ателье?
Миссис Толливер покачала головой:
– Думай обо мне поменьше, любовь моя.
– Нет! Никогда! – К Джоселин вернулся боевой дух, она была готова защищать и спасать мать. – Ты – самая красивая и самая умная женщина, которую я знаю. И мне абсолютно все равно, что такое «Колокольчик», я о нем не думаю.
– Ты должна! Ты должна думать! – В голосе матери звучали нотки явного огорчения. – «Колокольчик» – это… необычный приют, Джоселин. Грех относителен в этом мире… Пожалуйста… Ты обещала…
Сердце Джоселин дрогнуло, она заставила себя проглотить ком в горле.
– Леди всегда держит свое слово, мама. Я обещаю… Я позабочусь об их безопасности.
– И… Я… – Мать стремилась подсказать ей, а слезы медленно катились по щекам.
Мозг Джоселин лихорадочно соображал, чем можно утешить мать.
– И я… не оставлю девочек, возьму твое имя… Я сделаю все, чтобы защитить…
– «Малиновый колокольчик», – выдохнула мать, и лицо ее стало спокойным.
– Я клянусь, – прошептала Джоселин, молясь, чтобы ее клятва спасла мать. – Я люблю тебя, мама, не уходи, пожалуйста.
– Рамис позаботится о тебе… – Ее взгляд стал рассеянным. – Я люблю тебя… моя дорогая девочка… будь… смелой…
Джоселин сразу почувствовала это. Еще секунду назад мать шептала ей слова поддержки, и вот теперь ее не стало. Острая тоска пронзила Джоселин, она обняла мать и зарыдала. Бесполезно было умолять ее вернуться, бесполезно было отрицать, что душа покинула ее тело. Но Джоселин не могла остановиться.
Теплые руки оторвали ее от матери, и Рамис прижал Джоселин к себе, стараясь успокоить.
– Ну-ну, успокойтесь, мистрис, – произнес он ровным голосом, хотя в нем тоже звучала скорбь. – Пусть она упокоится с миром.
Джоселин вцепилась в его плечо и плакала до тех пор, пока слез уже не осталось. Наконец она отпустила Рамиса, к ней вернулись сдержанность и рассудок. Она оглянулась на дверь, а потом, впервые за все это время, медленно осмотрела комнату с дорогой мебелью, отделанную в старинном восточном стиле.
– Мистрис, – тихо окликнул ее Рамис.