Но если он думал так, то почему молчал? Почему не пытался удержать ее? Он всегда был активной стороной, значит, и теперь поступил бы по-своему вопреки ее протестам. Но ничего не происходило, и Эмма поняла, что больше не выдержит.
– Не вижу причины пересматривать наш договор! – резко проговорила она. – Впрочем, если ты думаешь иначе, говори. Я слушаю.
– Думаю иначе? С чего ты взяла? Что до меня, все кончено.
«Она, должно быть, не чает оказаться как можно дальше от хижины и от меня!» – подумал Такер.
А почему бы и нет? В ярком утреннем свете все видится иначе, чем во мраке ночи. То, что казалось правильным или хотя бы допустимым, выглядит безумием. Распря между Гарретсонами и Маллоями продолжалась слишком долго, чтобы одна ночь любви могла перечеркнуть ее. Между детьми враждующих отцов возможны только неприязнь и недоверие, ничего больше. Когда-то они были слишком юными и неопытными, чтобы это понимать, и потому позволили прорасти семечку страсти, которое вдруг расцвело пышным цветом. Но цветение не длится долго. В огне кровной вражды не выживет никакой цветок.
Все отгорело, остался только пепел.
Но если так, почему он все еще испытывал властную потребность сжать эту девушку в объятиях и целовать до тех пор, пока статуя снова не оживет? Но что тогда? Катастрофа, бедствие.
Вне стен этой хижины для них нет будущего.
– Прощай, солнышко, – тихо сказал Такер.
Он заставил себя произнести это ровным, бесстрастным тоном. Если бы только нашлись слова, которые могли бы запасть ей в душу!
– Ты не женщина, а вулкан.
Он сказал это и понял, что совершил ошибку. Эмму передернуло, и глаза, начавшие оттаивать, снова заледенели. Такер отдал бы все на свете за то, чтобы эти слова не были сказаны, но понимал, что вернуть их назад невозможно. Он все равно что заклеймил Эмму, дал ей понять, что нашел в ней отличную партнершу для постели, но не более того.
Дьявольщина, но ведь он никогда прежде не был в постели с кровным врагом! Он не мог научиться галантности за те несколько минут, пока Эмма шла к двери! На деле он имел в виду, что она прекрасна, желанна, незабываема…
– Убирайся с нашей земли, Гарретсон! – процедила Эмма сквозь зубы. – Перемирие окончено, и с этой минуты ты находишься на вражеской территории.
Она изо всех сил хлопнула дверью и бросилась прочь не оглядываясь. Солнце щедро заливало землю теплом и светом, дали тонули в мягкой дымке, но девушке казалось, что она пробивается сквозь снежный буран.
Она не видела, куда идет, зная лишь, что к дому. Слезы текли и текли, и она даже не пыталась бороться с ними.