Маленькая служанка Бити боком вошла в дверь, неся блюдо с булочками, пирогами и пирожными, поставила его на край стола, робко улыбаясь Сулле, и тут заметила кожаный ремень, скрепляющий седельные сумки. Ремень торчал из-за ларя, и Бити направилась туда, чтобы распаковать сумки.
Сулла метнулся, чтобы перехватить девушку. То сидел, удобно развалившись в кресле, а в следующий момент уже ласково отстранял служанку от ларя. Улыбаясь, ущипнул Бити за щечку и подтолкнул ее за дверь. Никополис удивленно смотрела на него:
– Ах, как ты беспокоишься об этих сумках! – сказала она. – Что там? Ты похож на собаку, сторожащую кость.
– Налей мне немного вина, – сказал он, садясь обратно и выбирая с блюда мясной пирог.
Просьбу его она выполнила, но не отстала:
– Ну же, Луций Корнелий, что там такое в сумках, что ты не хочешь никому показывать?
Уголки его рта опустились, и он взмахнул руками, жестом выдав растущее раздражение:
– А как ты думаешь? Я не видел обеих моих девочек почти четыре месяца! Признаюсь, я все время не думал о вас, но все-таки думал! Особенно, когда я видел какую-нибудь миленькую вещицу, которая могла бы порадовать одну из вас.
Ее лицо зарделось. Сулла никогда не был щедр на подарки. Никополис не могла вспомнить, чтобы он дарил ей или Клитумне хотя бы простейший сувенир. Пусть дешевенький. Она достаточно знала человеческую природу, чтобы догадаться, что это – свидетельство не силы, а скупости: щедрый одарит даже тогда, когда одаривать, кажется, нечем.
– Ах, Луций Корнелий, – просияла она. – Правда? Можно посмотреть?
– Покажу, когда настроение будет подходящее, – сказал он, поворачиваясь, чтобы глянуть в большое окно за спиной. – Который час?
– Не знаю. Думаю, начало восьмого. Во всяком случае, обед еще не готов, – сказала она.
Сулла поднялся, вытащил из-за ларя сумки и перекинул через плечо.
– Вернусь к обеду, – сказал он.
Раскрыв рот, она смотрела, как он идет к двери.
– Сулла! Ты просто невозможен! Только вернулся домой – и уже куда-то уходишь. Сомневаюсь, что тебе нужно навещать Метробиуса, раз ты брал его с собой…
Это остановило его. Усмехнувшись, он уставился на нее.
– О, я вижу Скилакс жаловаться приходил?
– Можно сказать. Пришел, как трагик, играющий Интигону, а уходил, как комик, играющий евнуха. Клитумне даже померещился писк в его голосе, – Никополис рассмеялась воспоминанию.
– И поделом старой шлюхе. Ты знаешь, что он намеренно не позволял мальчику учиться грамоте?
Но ей не давали покоя седельные сумки.
– Ты настолько нам не доверяешь, что, уходя, не можешь оставить их? – спросила она.