– Наверное, они правы, там, в Военном министерстве, – ответил Грант, глядя в потолок. – Наверное, мне нужно оставить работу. Для таких, как я, лучше работать за письменным столом. Для таких, у кого не хватает духа подвергаться опасности.
Брат насмешливо фыркнул, и Грант перевел глаза на него:
– Опасность всегда была для тебя стимулом. Никогда, ни на минуту я не поверю, что у тебя не хватает духу испытать возбуждение от погони или перестрелки.
– Тогда почему же я ушел вчера от Эмили? Почему я сказал ей, что не стану принимать участие в предложенном ею плане – плане, который действительно может сработать – только потому, что он может оказаться опасным?
Бен наклонился вперед, оперся локтями о колени и посмотрел на брата так пристально, что тот смущенно заерзал. Мало кто знал Гранта так хорошо, как Бен. Бен при желании мог разглядеть его насквозь. А это не всегда приятно.
– Опасным для тебя или опасным для нее? – тихо и ровно спросил Бен.
Грант провел рукой по растрепанным волосам. Он прекрасно понимал, на что намекает Бен. Та ночь. Давина. Кошмар, который, раз начавшись, казалось, никогда не кончится.
– Для нее, – признался Грант, – Как представлю себе, что Эмили может грозить опасность, я… коченею. Я. почти теряю способность думать. Я не могу пошевелиться. Что, если это случится в боевых условиях? Что, если я ей понадоблюсь?
Бен резко встал:
– Ты придешь ей на помощь. То, что случилось в ту ночь год назад, не твоя вина. Ты должен дать этому уйти. Дать уйти Давине.
– Она умерла, – проговорил Грант сквозь стиснутые зубы. – И то была моя вина, моя работа привела к этому. Как могу я забыть об этом? Это ведь Двина, а не какая-то бродячая собака.
– Твое теперешнее состояние связано не только с Давиной, – сказал Бен после долгих колебаний. Он пристальнее вгляделся в брата. – Не связано ли оно с тем, что леди Эллингтон оказалась тайным агентом? С тем, что ее ранили? И теперь все это напоминает тебе о той ночи?
Грант передернулся. Он рассказал брату о новой роли Эмили, о том, что она стала его сотрудницей. Но в том, что они любовники, он не признался. Гранту все еще казалось, что это слишком личное, что он не может поделиться этим ни с кем, даже с братом.
– После смерти Давины я дал клятву никогда не позволять, чтобы из-за моей работы подвергалась опасности какая-либо женщина. Но Эмили сама подвергает себя опасности. Ты бы видел, как загораются у нее глаза, когда она говорит о своей работе.
Бен покачал толовой:
– Но ты и раньше сотрудничал с другими тайными агентами. У тебя были с ними сложности, и эти сложности не имели никакого отношения к их безопасности. Разве Эмили как сотрудник чем-то хуже их?