– Сергей, – бормочет сквозь всхлипы, – милый мой, Сергей. Я же люблю тебя! Слышишь, люблю!
Оп-па! Приехали, называется. Хватай мешки – вокзал ушел!
Взял ее тихонько за плечо, отодвинул, в глаза заглянул. Заплаканные глаза… зеленые… такие огромные… утонуть и не выплыть.
– Карален… Кара… надо ребят… детей этих… увести. Надо… время уходит…
– Сергей!
– Потом… все потом… я обещаю.
– Ты вернешься? Ты обещаешь вернуться?
– Слово графа. И… честное комсомольское. Я обязательно вернусь… к тебе.
Рыжая всхлипнула напоследок, слезу кулачком вытерла.
– Меня зовут Лаура. Это мое настоящее, тайное имя. Запомни!
– Я запомню, – шепчу. – Только… – И во весь голос: – Иди!
– Я…
– Бегом!
И чувствую – если она сейчас не уйдет… Даже не знаю, что сделаю… Черт! Заплачу.
Как же я прозевал-то его? Тот миг, когда ненависть в нежность перешла.
И пулемет проклятый, как назло, руки оттягивает.
Ну да, думаю, женюсь на рыжей, стану баронским зятем, а там, глядишь, и сам…
А потом думаю – ну и бред. Какой из меня, спрашивается, барон? Я ведь и на лейтенанта не тяну. С другой стороны… граф повыше барона или как? Не помню. Спросить надо будет.
Думал я все это на бегу, пока пролесок этот треклятый по дуге огибал. И бежал так, что на середине пути уже никаких лишних мыслей не осталось, только две – «не успею» и «сдохну».
Успел.
Шлепнулся за кустиком облюбованным, ленту расправил. Рядом «ППШ» положил, гранаты. А потом перевернулся на спину и секунд тридцать ни о чем не думал – только воздух ломтями откусывал.
Перекатился обратно, глянул – нет черных. Застряли они, что ли? То нагоняют бешеными темпами, то плетутся черт знает где. Непонятно. Ну да мне теперь торопиться некуда. Только ждать.
Я и ждал. Заодно и размышлял. Лениво так, неторопливо. Обстановка, благо, располагающая. Тишина, в небе солнце, да птица какая-то круги нарезает. Настроение странное… эта… как ее… апатия накатила. Абсолютно ничего не хочется – умирать в особенности.
А хорошо устроился, удобно. И позиция, что ни говори, приятная.
Сколько я уже тут вот так, за пулеметом лежал? Не помню.
И время тянется медленно-медленно… А то и вовсе замирает. И делать – ну совсем нечего. Разве что ленту чуть поправить – и дальше лежать.
Солнце жарит – спасу нет. К автомату притронуться нельзя – ствол раскалился, будто полный диск отстрелял.
Нет, ну рыжая… Кара… Лаура.
Жалко, фотокарточки ее нет! Такой, чтобы она на ней была в форме нашей, из того «студера». И смеялась, как тогда.
Ну да это тоже не главное. Главное – это то, что она там, позади, а я здесь – и пока я жив, никакая сволочь мимо не проскользнет. Даже через мой труп.