Беспокойная птица, восстав из тигля Нострацельса и горшков Алисы Шинцель, сумела наследить на пергаменте нусбаумских летописей. Запись, выведенная острым почерком хрониста, гласит: «…тайным образом завладев упомянутым пернатым животным, пытались его продать, однако, благодаря случаю обнаружив чудесные свойства птицы, использовали оные, дабы…». Впрочем, вот беспристрастное описание развязки.
На третий день, считая от ночи похищения Струса, он обнаружился вновь. А именно – вежливо постучал клювом в окно каморки, снятой бывшими солдатами Гагена. Объяснения, возникшие по этому поводу между героями и колбасником, а также между Шинцелем и Алисой, покрыты мраком тайны. История не сохранила точного смысла речей.
Однако еще через день над сараем, поспешно арендованным у столяра, на шесте закачалась укрепленная на дроковой веревке вывеска – грубо выструганная деревянная фигура птицы с длинной шеей и короткими крыльями. К полудню город захлестнули слухи. К вечеру перед сараем выстроилась немалая очередь. Лакомка, скрестив на груди могучие руки, устроился на страже. Среди груды стружек нахохлился привязанный за лапу Струс.
Хайни старался вовсю.
– Дивная птица Струс! Выполняет любые желания. Лечит грыжу, ломоту и прострел! Возвращает третью молодость. Добывает девицам мужей. Избавляет мужей от жен. Медная марка за вход. Детям и беременным женщинам – скидка.
Толпа нерешительно гудела.
– А клады эта птица не указывает?
– А чтобы крышу починить…
Вперед, прихрамывая, выбрался невысокий, лысоватый человечек, впалые щеки нездорово обтягивала веснушчатая кожа. Он потоптался возле Хайни, потом приник к волосатому уху наемника.
– …
– Все обустроим в лучшем виде!
Клиент не пробыл за дверью и двух минут. Когда лысый выбрался наружу, глаза его весело блестели, он нервно облизнул сухие губы и нырнул обратно в толпу. Люди учащенно задышали, задние напирали на передних, кого-то впопыхах прижали к сучковатой стене сарая. Обиженный сдавленно возмущался. Дурнолицая девица с огромным носом, громко вопила, разбрасывая толпу.
– А чтобы бородавки вывести…
– А мешок золота…
– Сын чтобы остепенился…
Хайни приосанился:
– Мешок золота добывается сообразно натуре, лишь там, где он есть, то есть у нас его нету. Все прочее – сообразно желаниям, за обычную плату.
Горожане толкались, стремясь пробиться к заветной двери, дрожащей или твердой рукой протягивали монеты, скрывались в сарае, шептали, облекая трепет мечты в слова, касались рукой пернатой шеи или крыла. Выходили – веселые или смущенные, удовлетворенные или растерянные. Их сменяли другие. Лица, бледные, смуглые и румяные, веселые, грустные, дерзкие, робкие светились надеждой, горели вожделением, искажались тревогой, страстью и отчаянием. Попавшие в центр толпы с трудом удерживались на ногах, не в состоянии ни пробиться вперед, ни выбраться наружу. В задних рядах вычурно ругались.