– Что случилось за это время, государь?
– К сожалению, ты был прав, – брюзгливо ответил Гаген. – Нам следовало помиловать этого Клауса и приберечь в каком-нибудь тюремном замке – как лучшее доказательство его собственной подлинности. Едва народ удостоверился в казни Бретона, как на место одного мятежника явились сразу четверо самозванцев. Каждый утверждает, что казнили подмену, а он и только он – чудом спасшийся ересиарх.
– Претенденты опасны?
– Не обладают ни сообразительностью, ни своеобразием оригинала – это просто тупые простолюдины, пригревшиеся в лучах славы покойного мерзавца. К счастью, их много, а не один – и все отчаянно соперничают друг с другом. И, тем не менее, в южных провинциях неспокойно – на Эберталь движется армия взбудораженного мужичья.
– Что еще, мой император?
– Адальберт не пощадил перьев – у нас дворцовый переворот. Ты знаешь, что мой брак с уэстокской принцессой бездетен и я не в состоянии его расторгнуть по политическим соображениям. У Империи нет наследника. Взбунтовалась моя собственная гвардия, Лохнер исчез – то ли перешел на сторону заговорщиков, то ли уничтожен, в заливе – корабли уэстеров, с чужеземцами стакнулись мои же приближенные, я низложен и арестован, мой драгоценный кузен Хьюг празднует победу…
– Но это же абсурд!
– Конечно, это полная нелепость, но ты попробуй объяснить подобное сочинителю любовных поэм. Он смыслит в политике не более, чем свинья в цитронах. Я знаю, как можно бороться с врагом настоящим, но понятия не имею, как бороться с врагом, порожденным разгоряченным воображением литератора. Ты знаешь не хуже меня, мой бедный друг – сочинители любят писать о том, о чем никакого понятия не имеют…
– Быть может, коль скоро вмешательство Россенхеля прекратится, дела наши придут в порядок сами собой?
– Это великая ошибка, Людвиг. Дела, предоставленные сами себе, имеют свойство приходить только в еще больший упадок и беспорядок!
– Нужно выбраться отсюда – я сам должен увидеть все это своими глазами. Быть может, Хронист…
– Я не желаю более полагаться на чернокнижников! К тому же, он ушел за Грань, исчез…
– Эй, Россенхель! – на всякий случай позвал Людвиг.
Эфир ехидно молчал, Хронист не показывался.
– Ну уж дверь-то вы бы мне могли отворить, Вольф. В конце концов, что я могу поделать, сидя под замком? Наше соревнование требует честных условий.
Портал появился внезапно, стена неистово вспенилась, растаяла и открыла светлый прямоугольник прохода. Сам Адальберт не показывался, по ту сторону окна стыли под мелким снегом серые камни и жесткие кочки мертвой травы.