Отставной советник подошел к побежденному императору; Гаген поднял голову и вперил в бывшего друга чрезвычайно мрачный и многообещающий взгляд.
– Отойди. Я не желаю видеть тебя, мерзавец. Восхищен делом рук своих?
Фон Фирхоф преклонил колени.
– Ваше величество…
– Что ты хочешь, изменник?
– Проявите великодушие, подарите мне прощение…
Гаген стиснул руки так, что костяшки длинных, привыкших к перу и книгам пальцев побелели. «Наверное, мысленно ищет трость» – лукаво подумал фон Фирхоф.
– Зачем тебе милость низложенного монарха, предатель?
– Никаких личных целей. Я вел себя дерзко, но теперь раскаялся. Хотя бы за прежние заслуги – простите меня еще один раз и позвольте умереть за вас.
– Лицемер.
– Простите лицемера.
– Подлец и изменник.
– Простите преданного вам изменника.
Император сумрачно вздохнул:
– Щека сильно болит?
– Почти нет.
– Лжец.
– Как скажете, государь. Простите лжеца.
– Встань.
– Покуда не простите – не встану.
– Хорошо, прощаю, красноречивый мошенник, но поднимайся сам, я устал – у меня не осталось сил тебя поднимать.
Людвиг осторожно выпрямился, несколько смущенный Гаген тут же указал ему на скамью:
– Приказываю сесть рядом. Я хочу посмотреть, что у тебя с лицом.
«До чего же мне не везет. Он начитался медицинских трактатов», – подумал огорченный фон Фирхоф. «Сначала я ради Церена выношу побои императора, а потом принужден терпеть его же лечение».
Гаген Справедливый осторожно потрогал распухшую скулу советника.
– Ты напрасно упорствовал во грехе, требовал у несчастного сторожа вина и распевал подрывные песни. Лучше бы попросил себе свинцовой воды на примочки. Придется теперь все предоставить исцеляющему времени – я уже ничего не могу поделать. Отменно, истина наконец восторжествовала – ты выглядишь как завзятый дебошир. Голова не болит?
– Нисколько.
– Тогда желаю выслушать твои советы.
– Я больше не решаюсь советовать.
– Приказываю – говори, – нахмурился Гаген.
Людвиг сокрушенно развел руками:
– Как вы знаете, государь, корень бед в этом зловредном Вольфе-Хронисте-Адальберте-Россенхеле – он на ходу меняет события. Я провел взаперти не менее двенадцати часов и понятия не имею об изменениях. Прошу вас – введите меня в курс дела.
– Двенадцать часов? – нахмурился император. – Но с тех пор, как я отправил тебя под арест, прошло уже два месяца… Приглядись повнимательнее, за окном зимнее море… Я был крайне удивлен, увидев тебя украшенным совсем свежими синяками.
– Что?!
– Это мошенничество с календарем проделал подлый писака Россенхель. Он или отомстил специально, или, быть может, просто сгоряча перепутал в романе даты, но время в темнице и в апартаментах потекло по-разному. Для тебя, мой бедный друг, это только двенадцать часов, зато я шестьдесят дней страдаю от последствий нашей ссоры.