– Дама, видимо, не из пугливых.
Ладер философски пожал плечами:
– А чего ей бояться? Настоящие воины не истребляют шлюх.
Людвиг охотно согласился и добавил:
– Зато бывший министр империи теперь не чувствует себя в безопасности. Ты не поможешь нам незаметно уйти?
– Я бы рад всей душой, да и лошади ваши пока не съедены, однако за выходом наблюдают, эти молодцы, мои новые друзья, не теряют чутья даже во подпитии…
– Песню! Желаем песню! – загорланили друзья Шенкенбаха.
Откуда-то принесли лютню. Гернот покинула колени бандитского главаря, кое-как попыталась настроить инструмент и, подобрав драные юбчонки, ловко вскарабкалась на скамейку. Уселся поудобнее и приготовился слушать, подбодрив себя очередным возлиянием, вождь – он явно гордился талантами любовницы. Ветер бросал горсти снега в забранные мелкими стеклами окна, от ледяных порывов дрожали свинцовые рамы, в каминной трубе зловеще гудело, одну сторону длинного зала опаляло жаром горящих дров, в противоположном конце царил нестерпимый холод, и изморозь осела на стенах.
Свист зимней бури смешался со звуками расстроенного инструмента, и женщина низким простуженным голосом запела о любви. Фирхоф скептически морщился, отстукивая такт на крышке стола, Ладер осклабился, император молча следил за тем, как корчится в камине оранжевый огонь.
– Ты слишком много пьешь, друг мой Людвиг.
– Разве? А я этого и не заметил.
– Зато заметил я.
– Вам не кажется, государь, что в пении этой женщины присутствует совершенство? Я хочу сказать, что оно совершенно подходит и к обстановке, и к обстоятельствам.
– По-моему, она избита, больна и отчаянно боится. Сейчас самое время уйти, двери больше никто не караулит. Молю Господа, чтобы голоса этой несчастной хватило еще на две-три песни.
Фирхоф нехотя отставил кубок. Все трое – Ладер, советник и император поднялись и незаметно выскользнули наружу. В малых покоях дома царила темнота, нигде ни плошки с фитилем, ни факела – немного света давали лишь тусклые отблески луны, которые проникали сквозь разбитые окна.
– Уходим.
Двор встретил их ветром, морозом и поземкой мелкого снега. Голодные лошади покорно ждали в пустой конюшне.
– Господин Людвиг, я еду с вами.
– Не промахнись, выбирая дорогу, это опасно, к тому же у тебя нет коня. Хотя, мой жеребец вынослив – сядешь сзади?
Они оседлали и вывели лошадей. Император, который до этого момента почти все время молчал, поднял руку, твердо указывая в пронизанную метелью пустоту.
– Смотрите!
Из трубы на крыше дома вылетел густой сноп искр, язык огня вырвался и лизнул настил кровли.