Я выпрямился, слегка откинувшись в седле. Ярость вдруг потухла, точно язык пламени под порывом ветра. Силы Зла, этого еще не хватало… Теперь растерялся я:
– Я не ищу.
– Может быть, ты еще этого не знаешь… В Аванате, откуда Схолан родом, я скажу, что с ним произошел несчастный случай. Схолан был неосторожен, и увалень раздавил его. Так, мужики?
– Так, так, истинно так, – закивали возницы. – Всегда был шальной, непутевый. Говорили ему – погодь, не суйся, пока топоры не возьмем, так нет, удаль решил показать, больше всех добычи захотелось… А увалень – он вон какой вымахал, на телеге не объедешь…
Они говорили, кивали, трясли густыми нечесаными бородами, неуклюже размахивали руками, убеждая друг друга, и уже верили в то, что говорили. Они заступались за меня, за убийцу. За того, кого видели впервые в своей жизни. А в глазах светился тщетно скрываемый огонек затаенной надежды… Я видел, чувствовал, что про себя они уже окрестили меня Именем, без спроса загнав мою судьбу в рамки собственных представлений. По каким-то случайным, совершенно неубедительным для меня признакам, вполне достаточным для них. Да, я растерялся. Я не нуждался ни в подобном поклонении, ни тем более в подобной ответственности. Я отмахнулся от Пророчества, когда впервые узнал о нем, а оно, как выяснилось, пристально присматривалось ко мне, неотступно следуя за мной и намереваясь предъявить свои права. Тот сон…
Выудив из кармана мешочек с манами, подаренный Гилсвери, я кинул его Хорогу. Он поймал, вопросительно приподняв брови. Я разомкнул вдруг ставшие непослушными губы:
– Передай маны родственникам Схолана. И… да пребудет с вами Свет.
Седоусый Хорст понимающе кивнул:
– Да пребудет Свет и с тобой…
Он не договорил, но я слышал – Светоч, Светоч…
Злыдень без понукания двинулся вперед сам.
Прошел широким, быстрым шагом сквозь строй почтительно расступившихся людей, по-прежнему сжимавших в руках забытое железо, плотоядно заворчал, шумно раздувая ноздри, когда под копытами оказался окровавленный участок, начиная переходить в галоп… Быстрее, парень… Унеси меня отсюда как можно быстрее, от всего этого ужаса, унеси от самого себя…
Я не оглядывался, взгляды провожающих толкали в спину, рождая в груди странное чувство, под влиянием которого уже начавшая становиться привычной усталость ненадолго отступила…
Час или два – я не засекал время, не замечал его – я ехал в каком-то ступоре ума и сердца. Что же вы от меня все хотите… чтобы я остался на этой земле горсткой праха, подобно многим другим, уже испробовавшим ваш Круг Причастия на себе?.. А свобода воли? Для вас это – пустой звук?